— Я даже себе не верю, но то, что сейчас услышал, куда больше похоже на правду, чем лепет про бравого офицера Крюгера. Откуда ты такое прозвище взяла?
— Да из фильма старого. Ужастика.
— Ну надо же! И я черпал вдохновение из того же источника! Как глубоко засели в наших головах поделки кинематографа… Еще успешные запуски были? После меня? Какой твой номер?
— Семнадцатая.
— Ого! За год, получается, восемь.
— Меня запустили спустя год и полтора месяца после тебя.
— Не сходится с моими подсчетами.
— Возможно, разная длина года.
— В любом случае восемь удачных попыток — это немало.
— Удачных? Они похожи на те, что были до тебя.
— То есть после переноса быстро терялся контакт?
— Ага.
— Я тут потолкался побольше твоего, знаю кое-что. Не факт, что добровольцы быстро гибли. Если предположить, что все они оказывались в море, то, возможно, быстро уходили на кораблях под парусами или веслами. Да и течения могли помогать. Операторы ведь не могут контролировать их вдалеке от района высадки. Версия правдоподобная. Если предположить, что для вселения требуется обработанное жрецами тело, то такие как раз и перевозят на кораблях.
— Хочешь сказать, что таких, как мы, здесь еще пятнадцать человек?
— Запросто. И почему только пятнадцать? А конкуренты? У них ведь тоже случаются удачные запуски. Даже если потом большая часть добровольцев гибнет по местным причинам, остальные выживают. Как мы с тобой.
— Мы еще не выжили. Я не представляю, что с нами могут сделать эти люди. Кто они?
— Ты их видела дольше, чем я, сама и ответь. Или хотя бы расскажи, что именно видела. Я ведь в отключке валялся. Что случилось после того, как меня вырубили?
— Когда ты крикнул бежать, я побежала. Только очень недалеко. С той пустоши, где мы на дикобразов охотились, наперерез мне несколько человек выскочили. Другой склон там, как назло, крутой, прижали к нему и схватили. Тебя увидела, когда меня на берег привели. Там корабль стоял и лодка на песке. Тебя завернули в сеть и пинали ногами сильно. Я боялась, что убьют. Потом нас посадили в лодку и привезли на корабль. Там лестница была крутая, по ней до самого низа спускалась. Внизу малюсенькая комнатка, как купе в поезде. Поставили в угол ведро деревянное, посмеялись и ушли. Закрыли крышку, и с тех пор здесь совсем темно. Ты лежал без сознания, я думала, тебе сильно голову повредили. Как ты сейчас? Очень плохо?
Выдержав паузу, я театрально произнес:
— Умираю от информационного голода. Более лапидарного рассказа слышать не доводилось.
— Что ты еще хочешь узнать?
— Абсолютно все. Начнем по порядку. Итак, тебя схватили. Этот самый осмотр когда и где проводили?
— Когда на берег привели, к лодке. Там у них, похоже, самый главный был. Высокий, на глазу повязка, борода черная, на цыгана похож. Тот глаз, что целый, злющий очень. Вот он и это… ну, осматривал. Остальные просто лапали, а этот будто доктор. Или ветеринар. Словно скотину… И тебе он тогда колючку из ноги вытащил. В нее кто-то воткнул иглу дикобраза.
— Знаю. Сколько человек было на берегу?
— Я не считала.
— А ты попробуй. Неужели совсем ненаблюдательная?
— Ну… Может, десять, может, пятнадцать. Вряд ли больше.
— Сколько весел на лодке?
— Четыре весла, на каждом по гребцу.
— На корабле были люди? Сколько?
— Да. Были. Наверное, столько же. Смеялись, тупые шуточки про меня высказывали, но не трогали даже пальцем. Не то что те, которые поймали.
— Корабль парусный? Или гребной? Или то и другое?
— Паруса не видела. Но мачта для него стояла, посредине. На ней, на самом верху, сидел еще кто-то. Но и весла были, очень длинные, поднятые над водой.