— Существенные?
— К вечеру будет известно имя. Насчет улик такой уверенности нет.
С уликами дело обстояло хуже некуда. На чистосердечное признание рассчитывать не приходилось по той простой причине, что все исполнители уже покинули этот мир, а заказчик, если он не полный идиот, озаботился созданием железобетонного алиби и во время смерти Шарлотты преспокойно общался с заслуживающими доверия свидетелями.
И что ему предъявить? Преступный сговор с целью убийства? Сговор с кем?
Снимок с киноафишей и часами? Адвокат не оставит от обвинения, выстроенного на подобном доказательстве, и камня на камне. Ведь даже если незадолго до смерти Шарлотта и посещала дом заказчика, то делала она это в его отсутствие. И кто провел ее туда — большой вопрос. Разве не очевидно, что уважаемого человека просто-напросто подставляют?
Предъявление публичного обвинения самое большее испортит репутацию и поломает карьеру, но достойное ли это наказание? Вовсе не уверен, учитывая неизбежный оправдательный вердикт.
Черт! Да прокурор просто не станет предъявлять столь шаткое обвинение! Только не члену городского совета!
— Улики исключительно косвенные, — повторил я. — Прокурор от них в восторг не придет.
Алекс Бриг шумно вздохнул и очень осторожно произнес:
— Было пожелание решить этот вопрос… камерно. Суд привлечет лишнее внимание публики. Особенно если присяжные оправдают обвиняемого за недостатком улик.
— И что ты предлагаешь? — разозлился я. — Пустить ему пулю в голову?
— В этом нет никакой необходимости, — спокойно заявил медиатор. —
Сами? Мэр решил взять правосудие в свои руки?
Не могу его за это осуждать, хотя и не в восторге от этой идеи.
— Виктор? — повысил голос Бриг. — Виктор! Ты на линии?
— Да, — подтвердил я. — Скажи, Карл Верст сейчас в конторе?
— Корпит над разрешительной документацией. Хочешь с ним поговорить?
— Да, пригласи.
Послышался крик: «На вторую линию!» — потом в трубке раздался щелчок, и Карл Верст озадаченно поинтересовался:
— Кто это?
— Виктор Грай.
— Привет, Виктор! Чем могу помочь?
— Благотворительный аукцион на премьерном показе «Поцелуя ангела», — напомнил я, — ты сказал, что был на нем?
— Был, — подтвердил Верст. — А что?
— Кому досталась киноафиша с поцелуем Лили Руан? Ты говорил, за нее торговались Гардин и Ланфорд. Кому из них она досталась?
— Гардину.
— Уверен?
— Виктор, за кого ты меня принимаешь? Гардин отвалил три штуки за этот кусок бумаги! Я просто глазам поверить не мог!
— Спасибо, Карл, — сказал я и повесил трубку.
Киноафишу купил советник Гардин.
Предъявить ему на основании этого обвинение? Смешно.
Но было мне вовсе не до смеха. Пусть я и подозревал советника с самого начала, только между подозрением и уверенностью пролегает целая пропасть. Алан сейчас довольно потирает руки в ожидании ответа из города Ангелов, но он просто не представляет, с кем связался.
Никто не станет выдвигать обвинения советнику Гардину, не имея на руках бесспорных доказательств его вины. А их нет. И если уж на то пошло, то и с косвенными уликами вовсе не все так однозначно…
Шарлотту убили в доме мэра, но мэр к ее смерти отношения не имеет. Перед смертью Шарлотту сфотографировали в доме советника, но причастен ли Гардин к ее гибели? Нельзя бросаться подобными обвинениями, пока остается хоть малейшая вероятность ошибки.
Не из каких-то высоких моральных принципов нельзя, а из-за элементарного здравого смысла. Не стоит считать других глупее себя и закрывать глаза на неувязки и нестыковки. Убедить мэра в виновности его хорошего знакомого будет вовсе не просто, и если
