вибрация тряхнула деревья, словно целая батарея концертных усилителей выдохнула залпом, заполнив пространство грозным гулом. А еще в этом звуке был некий ритм. Некий циклический пульс. Как у рубящих воздух лопастей вертолета.
Бетани вздрогнула и повернулась, не вставая, отыскивая взглядом источник шума. Но зафиксировать его, привязать к какой-то точке было невозможно. Рассеиваясь в воздухе, он как будто шел отовсюду и был везде.
А потом они услышали далекий крик.
Кричал человек.
Трэвис.
Он звал их.
Торопил.
Трэвис отбежал от радужки – не потому что знал, в каком направлении идти, а чтобы шум двигателей не мешал слушать. Оглянувшись, он увидел через «окно» мерцающий интерьер «Си стэллиона». На этой стороне радужку окружали массивные сосны и лиственные деревья, выросшие на месте голого когда-то «пятачка».
Он остановился ярдах в пятидесяти к югу и снова крикнул.
Прислушался.
Ничего.
Да если бы что-то и было, он все равно бы ничего не разобрал из-за шума лопастей. Ему даже не пришло в голову сказать пилотам, чтобы выключили этот чертов двигатель. Не подумал. Упустил из виду. Столько всего навалилось… Теперь времени уже не было.
Трэвис посмотрел на часы.
Осталось пятьдесят секунд.
Он снова закричал.
И через секунду услышал ответ. Далеко… справа. Прижав к себе цилиндр, Трэвис помчался на звук. Голоса доносились издалека. Может быть, шансов уже нет. Даже если они бегут к нему. Он отогнал эту мысль как бесполезную.
Не думать – бежать.
Но за первой мыслью последовала другая, еще менее приятная: он мог ошибиться в расчетах. Например, на десять секунд. Да, он считал очень внимательно, очень аккуратно, а когда приходилось округлять, отнимал, а не прибавлял. Может быть, у него в запасе еще несколько неучтенных секунд. Или, наоборот, их у него меньше.
Трэвис взглянул на цилиндр. Последний голубой огонек бесстрастно взирал на него.
Он кричал и кричал. И теперь слышал их яснее.
Ближе.
Но лишь чуть ближе.
Тридцать секунд.
Трэвис прибавил. Мышцы горели, словно их обожгло кислотой.
Он прислушался и услышал не только голоса, но и треск ломающихся веток. Они ближе, чем он думал! Намного ближе. Время еще есть!
Трэвис прорвался через сплетение ветвей двух стоящих плотно сосен и увидел…
Не Пэйдж и Бетани – белохвостых оленей.
Тридцать или сорок животных неслись через лес, спугнутые звуком, которого никогда прежде не слышали, – человеческим голосом. Они пронеслись мимо, по диагонали, едва не сбив его с ног. Каждое по двести фунтов весом и мчащееся со скоростью тридцать миль в час. Словно громыхающий по рельсам поезд.
– Чтоб вас! – крикнул он. Ближайший олень шарахнулся в сторону, лишь на мгновение нарушив строй.
Стадо пронеслось, и Трэвис снова рванул вперед.
И снова голос Пэйдж. Но такой безнадежно далекий и слабый…
Он посмотрел на часы.
Десять секунд.
Трэвис остановился. Посмотрел на голубой огонек.
Еще там, в Арике, он решил, что будет делать, если дело закончится вот так. Если время выйдет и он не сумеет спасти Пэйдж и Бетани. Если останется только вернуться через радужку.
Собственно, никакого выбора и не было. Ни тогда, ни сейчас.
