Трэвис разжал пальцы, и цилиндр упал на мягкую землю, откатился на несколько дюймов и остановился, уставившись на него голубым глазком.
Трэвис сел и положил руки на колени.
Пять секунд.
Пэйдж бежала что есть сил. Бетани держалась рядом. Они ныряли под сучья, отталкивали ветки, перепрыгивали через ямки.
Пэйдж даже не думала о том, из-за чего такая спешка. Мыслей не было вообще. Был только восторг. Дикая, животная радость. Она не помнила, чтобы когда-либо испытывала такой взрыв эмоций.
Пэйдж бежала.
И ей было не важно, зачем и почему.
Ноль.
Время вышло.
Голубой огонек еще не погас.
Ничего удивительно. Оценка с завышением погрешностей, так это, кажется, называется. Огонек погаснет через несколько секунд.
Шум. Топот ног. Треск веток. Пэйдж и Бетани еще далеко. В любом случае они опоздают. Может быть, на минуту. Он услышал голос Пэйдж. Она звала его. Он не ответил. Зачем? Кричать сейчас – то же, что и лгать. Они и сами его найдут. И тогда он все объяснит.
Мысль осенила его через пять секунд после точки «зеро».
Нет, не осенила. Огрела дубинкой по голове. Невероятно! Как же он не подумал об этом раньше?!
Трэвис бросился к цилиндру, направил в никуда и положил палец на первую кнопку. Нажал. Радужка развернулась в воздухе, и он увидел высушенные солнцем листья и редкие кустики, услышал вой вертолетных двигателей. Он нажал третью кнопку. И конус света сделался ярче.
Последний огонек временной шкалы еще светился. В одном Трэвис не сомневался: если цилиндр отключится раньше, радужка погаснет вместе с ним.
Проекционный луч светился ярче, интенсивнее, заряжая «окно» перехода.
Секунды растягивались как обнаженные нервы.
Потом луч исчез, и огонек на временной шкале тоже исчез. Если между двумя этими событиями и был какой-то промежуток, Трэвис его не заметил.
Он посмотрел на радужку.
Она держалась.
«Окно» было открыто.
Там, на другой стороне, их ждал Центральный парк.
Цилиндр в его руках зашипел и завибрировал. Откуда-то из-под корпуса выползли тонкие усики дыма. Словно щупальца, дымки обвили три кнопки. Цилиндр умер.
Трэвис вскочил и закричал так сильно, что горло вспыхнуло от боли.
Последние полминуты Пэйдж не слышала Трэвиса. Теперь услышала снова. Он был ближе, и на этом расстоянии она распознала в его крике то, что ускользало от нее прежде, – панику.
Он звал их. Кричал, чтобы они поспешили.
Пэйдж думала, что и так уже бежит изо всех сил, но его голос как будто подстегнул ее. И Бетани тоже.
А Трэвис кричал и кричал, не останавливаясь, давая им ориентир.
Теперь он даже не смотрел на часы. Это было уже не важно. Или успеют, или нет. Хуже всего было то, что он не мог побежать им навстречу, помочь сократить расстояние. Оставалось только стоять и кричать.
Пэйдж увидела его. Впереди. Ярдов пятьдесят. Увидела висящую рядом с ним раскрытую радужку.
И еще увидела лежащий на траве цилиндр, от которого поднимались тонкие ниточки дыма.
Она поняла. Поняла, не понимая.
Поняла, что надо шевелиться, наподдать. А еще подогнать Бетани.
– Ныряй! – крикнула Пэйдж. – Не задерживайся!
