В лазури солнце и луна Внимают как поет струна. Меж ними костромской мужик Дивится на звериный лик, Им, как усладой, манит бес Митяя в непролазный лес! Так погибал Великий Сиг, Сдирая чешую и плавни!.. Год девятнадцатый, недавний, Но горше каторжных вериг! Ах, пусть полголовы обрито, Прикован к тачке рыбогон, Лишь только бы шелками шиты Дремали сосны у окон, Да родина нас овевала Черемуховым крылом, Дымился ужин рыбьим салом, И ночь пушистым глухарем Слетала с крашеных палатей На осьмерых кудрявых братий, На становитых зятевей, Золовок, внуков-голубей, На плешь берестяную деда И на мурлыку-тайноведа: Он знает, что в тяжелой скрыне, Сладимым родником в пустыне, Бьют матери тепло и ласки… Родная, не твои ль салазки, В крови, изгрызены пургой, Лежат под Чертовой Горой?! Загибла тройка удалая, С уздой татарская шлея, И бубенцы — дары Валдая, Дуга моздокская лихая, — Утеха светлая твоя! «Твоя краса меня сгубила» — Певал касимовский ямщик, «Пусть одинокая могила В степи ненастной и унылой Сокроет ненаглядный лик! Калужской старою дорогой,
