13. Большинство людей не заслуживает оргазма
– Что это? – спросила меня Джессика. – Он издевается?
– Нет, рассуждает о жизни, а гусеница переваливается через бритву… И хочет за это деньги. Не она, – он.
– А это справедливо?
– Жизнь – единственное, о чем можно сказать что угодно.
– Я не об этом: платить ему или нет?
– У меня денег нету, – отрезал я.
– Я тоже не дам! А что бы сделала Фонда?
– То же самое, что сделала при взлёте, когда штрафовали меня: заставила бы выложиться соседа справа.
Она обернулась на соседа справа и вскрикнула:
– Ой! Стоун умирает!
Мэлвин Стоун, действительно, смотрелся плохо – совершенно бледный, он икал и жадно дышал.
– Вы прислушайтесь! – шепнула Джессика и схватила меня за руку. – Слышите? Он хрипит!
– Это не он, – сказал я. – Это его сосед. Просто храпит. Но дело не в этом: Стоун, действительно, плох…
– Мэлвин! – окликнула его Джессика.
– Звать надо Габриелу! – всполошился я. – Нажмите эту кнопку!
Из второго салона прибежала ещё и блондинка с утиным носом.
– Боже мой! Это мистер Стоун! – бросила Габриела коллеге и распустила на шее Мэлвина галстук цвета датского шоколада. – Кто же так прыгает в таком возрасте!
– Очень низкий пульс, – шепнула ей блондинка с утиным носом.
– Остановите этого кретина! – кивнула Джессика на поэта.
– Ни в коем случае! – воскликнула Габриела. – Пусть отвлекает пассажиров! Нельзя допускать паники!
– Думайте не о панике, а о Стоуне! – бросила ей Джессика.
– Не беспокойтесь, мисс Фонда, я позову сейчас Бертинелли!
– Больному нужен не Бертинелли, а лекарство! – сказал я. – Вот, возьмите нитроглицерин… И суньте ему под язык!
– Ни в коем случае! – ужаснулась Габриела и приложила ладонь к шраму на лбу Мэлвина. – Мистер Стоун!
Не слышал. По крайне мере, не отзывался.
– Нужен врач! – сказала блондинка. – Я сейчас объявлю.
– Ни в коем случае! – возразила Габриела. – Не надо паники… Поговорю сперва с капитаном.
– При чём тут капитан? – возмутился я. – Ему нужен нитроглицерин! Это спазм! А если нужен врач, он как раз тут есть. Объявите: «Доктор Краснер!»
– В каком салоне? – спросила блондинка.
– Не знаю, видел при посадке… Хороший врач…
– По сердцу?
– Гинеколог, но уже психиатр… Из Ялты… Это город такой…
– Знаю! – обрадовалась блондинка. – Конференция!
– Конференция? – опешила Джессика.
– Да, в сорок пятом: Рузвельт, Черчилль и Сталин! – засияла блондинка. – Я училась на историческом!
– Очень похвально, но при чём тут Ялта? – воскликнула Джессика. – Тут, извините, человек умирает!
– Очень даже при чём! – объяснила Габриела. – Ялта – это где? Не в Америке?
– В России, – ответила блондинка. – Правильно?
– Теперь уже непонятно, – сказал я. – То ли там, то ли на Украине. Позовите сперва Краснера!
– Не имею права, – вставила Габриела. – Ялта – это непонятно где, а врач нужен американский… Если уж нету никого с американской лицензией – только тогда…
– Вы, извините, не рехнулись ли? – полюбопытствовал я. – Человек отдаёт концы, а вы о лицензии! Зовите Краснера! А что касается лицензии, она у него есть, он сдал все экзамены… Особенно английский… И работает в Балтиморе…
– В Балтиморе? – обрадовалась Джессика. – Это же моя родина! Там очень хорошие врачи!
– В Балтиморе? – удивилась блондинка. – Разве вы родились не в Голливуде, мисс Фонда?
– И в Голливуде тоже, – смутилась Джессика.
Я поспешил на помощь сразу и ей, и Стоуну:
– Габриела! Зовите Краснера!
– Я позову! – вскинулась блондинка и убежала.
Стоун по-прежнему дышал тяжело.
Габриела сидела перед ним на корточках и держала в руках его левую кисть.
Мужчина рядом с ним не просыпался и, откинувшись назад, громко посапывал.
Никто вокруг не отрывал глаз от рыжего поэта, который смотрелся уже не в фокусе и говорил в мегафон о том, что секс более необходим, чем вера в бога, и что не крест, а оргазм воплощает надежду на спасение, аминь, хотя большинство людей не заслуживает настоящего оргазма, почему они и умирают, не постигнув смысла бытия.
Появился Краснер. Не заметив меня, пригнулся к Стоуну и заглянул тому в глаза. Шепнул что-то блондинке, и та убежала.
– Доктор, – шепнула и Джессика, – это опасно?
– Это, наверное, сердце, – заключил Краснер незнакомым мне голосом. Обновленным показалось даже его удобренное кремом лицо провинциального американского еврея, живущего воспоминаниями о не-своём прошлом и ожиданием не-своего будущего.
– Он вам друг, мисс Фонда? – добавил Краснер.
Стюардесса ответила, что пассажир прыгал – и ему стало дурно.
Гена Краснер разговаривал по-английски без акцента.
– Вы, доктор, не кардиолог ведь? – спросила Габриела.
– Начинал с акушерства, потом – психиатрия, потом – общее врачевание. А сейчас – смешно – даже философия…
– Философия? – ужаснулась Габриела.
– Представьте! – улыбнулся Краснер и забыл о Стоуне. – Кстати, лечу в Москву как раз на философский конгресс…
– Занимаетесь, значит, серьёзно, – заключила Джессика.
– Я называю это хобби… Тема, правда, интересная: проблема ролей и перевоплощения… Вам, как актрисе…
– Познакомить вас с философом? – перебила его Джессика.
– Правда? – оживился Краснер. – С кем же?
Я отвернулся в окно, а когда Джессика назвала ему моё имя, плотнее приник к стеклу и решил не оборачиваться, если окликнут.
Выручила Габриела:
– Вот, наконец, и капитан!
Капитан принёс аппарат для измерения давления, которое, по словам Гены, оказалось у Стоуна
