за эти ужасы, за представленье это,
за этот быт, давно оглохший, словно вата,
и разукрашенный , как ряженый на святки.
И мы валяемся в сверкающих кроватях,
как псы бездомные – на загородной свалке.
И жизнь болтается, как бабье коромысло
с пустыми вёдрами. И на своей постели
я раньше плакала – теперь не вижу смысла,
теперь глаза мои, как вёдра, опустели.
А что мне плакать? Что не так ложится карта?
Хотели пику, а в итоге вышла трефа?
Дорога – блеф. И наша жизнь уже – поката.
Но мы на многое готовы ради блефа.
Найти жилище посоветовали люди,
но на дальнейшее не выдали мне чека.
Я буду жить в канализационном люке.
Но независимо. Но абсолютно честно
глядеть в пустые и бессмысленные зенки
разящей правде, под ножом её не охнув.
Лишь опущусь на обездоленную землю
и, в худшем случае, как нищенка, подохну,
чуть преждевременно, немного раньше срока,
открыв грядущему пустеющие вены.
И – без истерики. И не судите строго.
Мой слог – безжалостный, зато предельно верный.
К тому же ночь бежит, как вспугнутые мыши.
К тому же я могу, поддавшись вою ветра,
приговорить к расстрелу собственные мысли,
размазав душу по полотнищу рассвета.
Пер. Ефим Бершин
ПЕСНЯ ДЛЯ ПАСХАЛЬНОГО ВОСКРЕСЕНЬЯ
В Америке скупленной,
в России ли сгубленной
что всё ещё дышит,
то душит – и ближе,
короче, как выдох
прощальный калеки,
ложится твой взгляд,
пробившись сквозь веки.
Так легче тащить ему
близкие сцены
в тебя и сжигать их
в тебе, как в геенне –
язычника. Жги их
сама без следа:
бесцветная краска
зальёт, как всегда,
лицо твоё. Выдай
её, как Его
выдали. Скажут:
Страдала, но вот
спаслась бы, когда бы молилась… Опять!
Вы, раболепных паломников рать,
попробуйте лучше сомненья изъять,
свежесть зелёную аду придать!
Вы, перенявшие нетерпимость
у Верховного Пилигрима,
который, рифмуясь со словом 'рок',
лишил меня всего, что смог!
И ты, их Бог, ничего кроме ада
не сотворивший поныне! Мне
всё, что осталось, –
к железной стене
его прирасти. И ежели Ты
пошлёшь ко мне в приступе доброты
любимого Сына: все, мол, грешны,
прости же Отца… Я от этой стены –
ни шагу теперь! …Пусть Он воскрес
в день воскресенья пасхального, бес-
светный и серый, – послушай: днесь
нечего мне молить у небес.
Пер. Нодар Джин
КАФКА
Обращусь к тебе шёпотом,
ибо не слышишь –
прерогатива мертвеца.
Обращусь из долга, который выше
молчания, тяжелей свинца.
Долг мой – любовь и жалость. Тише
обращаются лишь к отцам.
Скажи, нелегко, наверно, свернуться
в себе, как в тесном орехе – ядро?
Тем паче тебе, кому согнуться
не дали б честь и больное нутро.
Среди крикливых пернатых галкой
жалкой сказался ты, слился с галькой
серой, верой в силу смирения
скверну раскрашенных оперений
скрасить стараясь. Отары, отары.
