звуков. Я шла, пока не приблизилась к нему вплотную. Остановилась так, что он мне в живот дышал, сидя в своём крутящемся кресле. Он поднял голову и посмотрел на меня с дурацкой ухмылкой. Весь его страх потух. Он решил, что я пришла отдаться ему. Что я так долго хотела его и вот не выдержала. Сама пришла. Его взгляд только об этом и говорил. Я усмехнулась и облизнула пересохшие губы.
– Помнишь, Айс, ты о новой религии говорил, – начала я, чувствуя, как от напряжения дрожит у меня голос. – И церковь помышлял создать, какой не было до сего дня. На поиске и озарениях другого помыслил ты создать церковь. Зацепившись за кончик плаща, вознамерился ты влезть в вечность. Карьера тёзки не даёт покоя? Но как же мог ты забыть: прежде чем пропоёт петух, трижды отречёшься ты от Него. Помнишь?
– Ты рехнулась, нет? – Улыбка пропала с его лица, оно стало пластмассовым. – Ты чего сюда припёрлась? Бредить?
– Это не бред, Айс. Я знаю всё. Я знаю, кто ты и кто Ём. Я знаю, кто такой Пан. И я знаю, что бред порой может становиться реальней любой реальности. Да и тебе ли не знать это? Тебе, кто запустил Пана в люди?
Он пружинисто вскочил на ноги и толкнул меня в грудь. Я не ожидала – отлетела к столу, но это меня только раззадорило. Как тех шавок в электричке, когда я их шарахнула. Ага, что-то интересное началось.
– Слушай, тебе лечиться пора, я это всегда знал. Мне надоело, я охрану зову. – Он снял трубку с маленького аппарата у двери, но не успел сказать и слова, как тяжёлая железная пирамида, подставка под ручки, грохнулась об аппарат, и он разлетелся на куски. Айс отпрянул, в ладони у него осталась трубка. Кажется, он вскрикнул высоким голосом, но я не уверена: во мне всё стучало, долго сдерживаемое звериное рвалось со дна, из глубин, изо всех щелей души, или что там у нас вместо этого органа, – та самая природа, которую некогда звали Аркудой, которую смертно боялись, изображали разъярённой медведицей с женскими грудями, приносили ей в жертву петухов и первую убитую на охоте оленуху – хотя что мне до петухов и оленей? – та самая, которую никто никогда не познал и не сможет, не приручил и не сможет. Мне требовалась вся воля, чтобы держаться, чтобы ещё немного подождать, мне ещё кое-что хотелось от Айса узнать.
– С цепи сорвалась? – орал он. – Истеричка! Да я тебя упеку, никто не найдёт! Чёрт, не хватило времени тобой заняться. Я в полицию звоню!
– Звони, звони, – мурлыкнула я и шагнула к нему. – Звони.
Но он больше не хотел подпускать меня близко. Кинулся к двери – разумеется, заперто – и стал колотиться. В таком помещении – бесполезное дело, даже здесь слышно плохо. Я вздохнула и села на стол.
– Ну и кто из нас после этого истеричка? Ладно, обещаю больше тебя не пугать. Мне надо знать сосем немного, в целом я всё увязала. Я хочу знать следующее: как ты собирался вывести для всех, что Ём – это и есть Пан? На форуме об этом ни слова.
– Да что ты пристала? Я не имею к этому никакого отношения. Я просто так тогда…
Где-то щёлкнул часовой механизм, так громко, будто над головою. Потом ударило один раз, ролики повернулись, но вместо кукушки прокричал петух. Айс присел и с недоумением стал озираться. Я подняла палец и улыбнулась:
– Первый. Ты отрёкся от него в первый раз.
– Господи, да что за цирк? Чего ты от меня хочешь?
– Я задала вопрос. Как ты намеревался связать в сознании людей Пана и Ёма?
– Да с чего ты взяла, что это одно лицо? Об этом и речи нет. При чём здесь Ём? Это же так, развлечение, троллинг, манипуляция массовым сознанием, мне интересно…
Снова щёлкнуло, пробило дважды, и петух прокричал два раза. Я улыбнулась:
– Всё, – прервал он меня и топнул. – Мне надоел этот балаган.
И достал телефон из кармана. Но прежде чем он успел нажать хотя бы одну клавишу, я была рядом, отобрала трубку и, глядя ему в глаза, разломила её на два куска, как шоколадку. Показала обломки, разжала пальцы. Они упали на пол, не издав звуков.
Лицо у Айса вытянулось. Похоже, только в этот момент он всё понял. То, что чуяло в нём границу между жизнью и смертью, поняло всё. Он впервые показался мне некрасивым.
– Я знаю, – сказала тихо. – Я знаю, что ты намереваешься убить Ёма. Я знаю, для чего тебе это нужно. Меня интересует только – как? Как ты хотел сделать, чтобы люди узнали одного в другом? Как хотел сделать, чтобы смерть не была напрасной?
– Она не будет напрасной, – произнёс он, и на лбу у него выступил пот. – Она не может быть напрасной. Я так сделаю. Я уже многое сделал. Остальное – время и правильная реклама. Все поверят.
