Возле чёрной, обитой искусственным бархатом двери сидел совершенно потустороннего вида молодой человек. На двери висела табличка, снятая с трансформаторной будки: «Не влезай, убьёт». На столе, тоже укрытом чёрным бархатом, ничего не было, кроме ядовито-зелёного, мерцающего изнутри пластмассового черепа. В зубах череп держал здоровый ржавый варган, а на глазах у него как-то держались чёрные очки с круглыми стёклами, как у слепого. Чем-то этот череп неуловимо напоминал самого молодого человека. Меня потянуло туда: мрачный привратник загадочно улыбнулся, нажал на кнопку под столом, дверь беззвучно распахнулась, будто откинулась крышка шкатулки, и в открывшейся каморке зажёгся свет.
Это был хрустальный дворец варгана. Маленькая, размером со шкаф, комнатёнка была обита всё тем же чёрным бархатом, а по трём стенам шли узкие стеклянные полочки. На них лежали варганы, и ничего кроме. Разного размера. Разной формы. Большие и маленькие. Круглые и треугольные. Новые, старые. Подсвеченные жёлтыми лампочками полки озарялись, и варганы представляли зрелище музейное, коллекционное, недоступное, и вызывали священный трепет.
Я услышала, что за спиной у меня – тишина: все, кто был в подвале, кроме разве что привратника, сгрудились на границе света и заглядывали в святая святых.
И я смутилась. Мне нужен был один варган. Но не он сам, а то чувство, которое он рождал. А такое море варганов мне было не нужно.
– Спасибо. Как-нибудь в другой раз, – сказала я и рванула к двери.
– Ярослава, ты чего? – кричала Даша. – Вернись, подберём тебе нормальный варганчик!
Но я бежала.
– Ты чего как ненормальная? – Они догнали меня возле входа в школу искусств.
– Ничего. Плохо стало.
– Да ладно? – покачала головой Даша с сочувствием. – Сейчас лучше?
– Лучше. Спасибо.
– Ага. Весна, само собой, – кивнула Даша. Потом обратилась к Виксентию: – Слушай, а как это круто, с чашей-то. Ты чего себе не стал? Это прямо так, я не знаю… до пяток продирает.
Виксентий не ответил, достал сигареты и закурил. Даша смотрела на него, ожидая ответа, а потом уже просто так, не ожидая ничего. Её энтузиазм потух. Стало тихо, спокойно и по-весеннему прозрачно.
Так мы и стояли на пятачке двора. Молчали. Виксентий курил. Даша смотрела в голубое весеннее небо, отмахивалась, когда в её сторону плыл дым. В школе закончились уроки. Мимо нас по дорожке промчались ученики. Сперва стайка ребятишек из младших классов, догоняя друг друга, пихаясь и смеясь. Потом ребята постарше, с ломающимися голосами, с нарочито громкими шутками. Потом прошли выпускники – чинно, парами. Девушки цокали каблуками. Говорили о музыке. Все с непокрытыми головами, с весной в глазах.
– Вот так проходит жизнь, – изрекла вдруг Даша, проследив за ними. – Вдруг понимаешь, что стареешь. Когда начинаешь чувствовать, что ветер в апреле холодный. Когда обнаруживаешь, что с косметикой тебе лучше, чем без неё. И когда замечаешь, что вокруг подросло новое поколение девиц, гораздо моложе тебя и на порядок красивей.
– Да ладно, Даш, тебе ли… – хотел было сказать Виксентий, но она глянула на него без обычной жёсткости, а как-то даже грустно, и он не стал ничего говорить.
Докурил, они попрощались и потопали через сквер к метро.
А на нашем чердаке – всё тот же офис. Белые стены, кожаный диван. Нет только книг. Цезарь сидит за столом. Заметно нервничает. Вздрагивает, когда я вхожу, но берёт себя в руки.
– Ах, княжна…
– А ты кого-то ждёшь?
Цезарь взглядывает на часы.
– Да. Уже жду. – И смотрит на меня так выразительно, что понимаю: я здесь не к месту. Но что делать? Пожимаю плечами и прохожу. Сажусь на диван.
В другом углу – столик с чайником и чашками. Зелёный чай в стеклянке. Плетёнка с печеньем.
– Идёт. – Цезарь вдруг поднимается и встаёт посреди комнаты. Я с удивлением смотрю на него. Он заметно меняется в лице, хотя, казалось бы, лицо Цезаря не умеет меняться. Быстро осматривает пространство, потом одним шагом возвращается за стол.
