До этого она боялась двух вещей: смерти и того, что её бесы её покинут. Как это уживалось в ней, она не задумывалась. Теперь же её страх стал проще: она стала бояться, что в один момент послушается своих бесов, сделает так, как они шепчут, и закроет роман с Яром раньше, чем дочитает его до конца.
Она смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Она смотрела себе в душу, и не узнавала то, что видела там. Она взяла наугад с полки книгу и прочла на случайной странице: «Человек – это луковица: начни разбирать кольца и не найдёшь ничего, одна пустота». – «Что вы, милостивый сударь, – ответили в той же книжке несколькими страницами позже. – А как же запах и слёзы?» Джуда похолодела, поняв, что и от неё останутся скоро только слёзы и пустота.
Потому что все маски, которые она себе сделала и с удовольствием носила, начинали при Яре линять, будто на них попала кислота; самые сексуальные платья, какие она надевала на свидания с ним, теряли привлекательность в его присутствии, и ценность их виделась только в том, насколько быстро их можно с себя стащить. Она была перед ним как бы заранее голой, голой изнутри, и ей не было больше смысла притворяться даже перед собою самой. «Что же будет дальше?» – думала Джуда и обмирала, понимая, что, если так пойдёт, её демоны скоро рассыплются в прах.
Но они тоже догадались об этом и принялись ещё усердней глодать ей кости.
Будит меня телефонный звонок. В трубке Женин голос, и если бы я не была уверена, что в этом воплощении она женщина, я бы решила, что со мной говорит взбешённый мужик – такой низкий и грубый у неё был голос: «Ты что себе позволяешь?! Да как ты вообще смеешь?!» Я не понимала, что она мне кричит. Договорились встретиться через полчаса всё в том же Макдоналдсе на Чистых и разобраться спокойно. Я очень надеялась, что, пока она доедет, сможет говорить без истерики.
Когда я вхожу, она уже ждёт меня. Всклокоченная и злая, она выглядит так, будто не спала ночь в поезде, навернулась со второй полки и раздавила любимого кота.
– Я тебе этого никогда не прощу! – шипит мне в лицо. – Никогда, слышишь! Я сбиваюсь с ног. Я не сплю ночами. Я не знаю, что мне предпринять – а тут, мимоходом, ради одного голого… ради одного голода!.. Как ты это объяснишь?
– Это ты объясни. Я тебя не понимаю.
– Всё ты прекрасно понимаешь! Все вы такие – женщины. Вечно притворяетесь. А кто, кто соблазнил моего человека?! Кто, кто его толкнул к порогу? И для чего? Ради баловства!
– Какого человека? Ты о чём?
Но у меня в голове уже проясняется. Вспыхивает вчерашняя ночная встреча, шавки и летящий в меня кирпич. Толстяк из электрички. Так вот оно что…
– Догадалась, – морщится Женя, следя за моим лицом. – Вижу, что догадалась. Наконец-то. Теперь, надеюсь, ты мне всё объяснишь.
– Так это
– Ёжиков, Ёжиков. И ничего смешного я в этом не вижу.
Но остановиться я не могу, хохочу от души. Женя смотрит хмуро и обиженно. Но не злится. Видимо, поняла, что я не специально.
Отсмеявшись, я рассказываю ей всё. Даже про собак. И про то, как он меня выследил. Женечка сидит хмурая и на меня не смотрит.
– Вот что значит молодость, – вздыхает, когда я закончила рассказ. – Сколько раз я приходила к нему в банк. Сколько раз пыталась его соблазнить. И хоть бы что! А на тебя сразу повёлся. А отчего? Было бы хоть что-то! Ведь малолетка. Ни кожи, ни рожи. Одна зелень. – Она глядит с такой горечью, что мне неудобно и совсем не обидно, а только жаль её.
– Что ты, Жень, ты же красавица, – лепечу я. – Это просто аффект. Нестандартная ситуация. Ему, как бы это… привиделось.
– Привиделось, – вздыхает Женя. – А мне теперь что прикажешь делать? Особенно после того, как ты его съешь.
Я теряюсь. Конечно, ещё полчаса назад я бы, не задумываясь, именно так и поступила. Однако теперь, зная, что толстяк непростой, что он Женин…
– Мне сегодня ещё сон дурацкий приснился, – морщится она, отводя взгляд за стекло витрины, у которой мы сидим. – И такой подробный, к чертям… Будто дают этому моему Ёжикову задание. Отвезти куда-то какие-то документы. Он их берёт и едет. Отчего-то на велосипеде. И надо ему в Замоскворечье, по мосту. А он возьми да и навернись. Сам чуть не улетел, а велик и документы – в воду. Тогда он решил повеситься. Вроде как не оправдал оказанного ему доверия. Решил, значит… верёвку взял. Выбрал крепкое дерево. Приноравливается. А я тут как тут. На дереве этом сижу с ножом, руки потираю, жду, чтобы верёвку перерезать. А нож у
