посмотрела на меня своими голубыми глазищами. – Гаморичка! Не обижайся на Тройчика! Ты не знаешь, что с ним случилось, но я знаю. Он не специально такой бывает… Он просто не может это контролировать, потому и принимает всякую пакость…
– Стой-стой-стой! – Я подняла руки вверх, внимательно глядя на неё. – Ты знаешь, что с ним произошло?…
– Да, – тихо ответила Барб.
Нет. Нет, нет и нет. Я не должна этого слушать. И не должна даже думать о его прощении. Всё, что я должна, – это добиться успехов в управлении Грешниками и во владении оружием. Всё. И даже то, что я сама выспрашивала об этом у Аста, ничего не меняет…
– Что это было? – спросила едва слышно, проиграв самой себе даже в мыслях.
– Тень, – так же тихо ответила Барб.
– Тень? – Я удивленно посмотрела неё.
– Ему было четырнадцать. Я не знаю подробностей. Знаю только, что он оказался в городе, окруженном Тенями, и что одна из Теней смогла пройти сквозь свет…
– Боже… – прошептала я.
Он говорил об этом. Около трех недель назад… он предупреждал меня, что свет не всегда может защитить от этой напасти – я ещё тогда не поверила ему… И потом, в Восьмерке, во время разговора о выживших после встречи с Тенями, я спросила: «разве такие бывают?», и он ответил сухо: «бывают»…
– Он говорил о себе, – выдохнула изумлённо, не глядя на Барб.
– Что? – девочка сделала ко мне шаг.
Боже!
Я закрыла рот ладонью.
– Гаморичка… – Барб взволнованно потопталась на месте. – Только не говори Тройчику, что я тебе сказала.
– Барб… нас ведёт сумасшедший, – тихо проговорила я.
– Нет, Тройчик не сумасшедший! Он просто немного не здоров, но он в своём уме! И он никогда не подводил Барб! – взволнованно заговорила девочка. – Он спасал Барб столько раз! Он нашёл Барб на развалинах рядом с косточками её съеденных родителей, он отнёс Барб в тепло и накормил, а потом оставил у себя. Он обучил Барб всему, что он умеет! Барб ему всем обязана!!! Тройчик хороший! Он хороший, Гаморичка!!! Он не хотел тебя обидеть, он просто не умеет по-другому! Но он любит всех нас, даже командира любит, потому заставил нас искать его по всем деревням! И тебя он любит! Любит! Не обижай его!!! – Она уже плакала, как плакала и я – и мы обе уже не могли остановиться.
Я осела на пол и скрыла лицо в ладонях, а Барб всё стояла и ревела, громко шмыгая носом.
Моё сердце болело, как, должно быть, болело её…
Только ребёнок, со своей детской наивностью, может так пробить броню, – какой бы прочной она ни была. Барб верила Трою, она любила его и считала его своей семьей. И, сидя на полу в пустой темной комнате, я осознала, что тоже верю ему, что тоже люблю его, хоть и старалась забыть об этом, и тоже считаю его своей семьёй. Всё было так сложно и так просто одновременно.
Я встала на ноги, подошла к девочке и крепко её обняла. Каким бы ни было наше будущее, я не хочу расставаться с ней. Не хочу расставаться ни с кем из них. Даже с ним… Я не уверена, что смогу простить его. И не уверена, что он нуждается в моём прощении, но я пойду рядом с ним – куда бы он ни пошёл. И я прикрою его спину. И спасу ему жизнь, если понадобиться. Потому что ближе его – ближе всех членов отряда демонов, – у меня никого не было.
– Пойдём умоемся, – шепнула девочке, беря её за руку, и мы вместе пошли в мою спальню, где привели себя в порядок.
А затем решили пойти на кухню, где Вельз как раз заканчивал с приготовлением ужина, – как услышали звук открывающихся ворот…
Мы вышли из здания так же – вместе и смотрели, как на внутренней территории базы останавливается грузовик, как открывается дверца кабины, как на землю спрыгивает Трой и идёт к нам. Его волосы теперь были коротко подстрижены, привычная форма – сменена на парадную, какую носят разведчики Централи, лицо – сосредоточено. Он остановился напротив нас, цепко разглядывая припухшие красные глаза, в то время как я не могла оторвать глаз от его новой причёски, – и произнёс не без холодной иронии:
– Даже спрашивать не буду.
– Не надо, – качнула головой я, соглашаясь с ним; и мы вместе пошли на базу…
…Следить за лицом. Не выдавать эмоций.
Следить за лицом. Не выдавать эмоций.
Следить за лицом.
