на помощь, кошка попросту не успела — Марина кормила ее утром. Вывод напрашивался сам собой: дома кто-то был.
Вспомнился след чужого присутствия, недобрый, будоражащий — так было, когда Толстяк наведался к ней. Но Ян сказал, что Лев Анатольевич погиб в перестрелке.
И кстати. У Артура не было пистолета. Застрелить Толстого Артур попросту не мог.
Марина прижала ладони к щекам. Что делать? Звать девочек? Инна, конечно, вооружена, а Танюха — барышня боевитая, но разве выстоят они против нелюдей? Выход один: уезжать. Бежать, хватать Артура (или оставлять его на вернуло смерть), скрываться. Фамилию можно на папину поменять, изменить имя — тоже не проблема. Написать доверенность, продать квартиру, вывезти деньги и купить жилье в какой-нибудь небольшой теплой стране. И всю жизнь вздрагивать, заслышав шаги за спиной, от каждой тени шарахаться.
Неужели Ян предал? Неужели он и не был на стороне Марины?
Но почему тогда позволил ей уйти, не застрелил? Непонятно.
Колени дрожали, Марина уцепилась за перила. Мисска вопила на одной ноте: мяу, мяу, мрррмя-ааа. Будто перед носом кошки трясли пакетиком с любимым кормом.
Марина сосредоточилась, пытаясь почувствовать тревожные признаки чужого присутствия, но следа недоброго пришельца не было. Она осторожно сделала шаг на следующую ступеньку, каждую секунду ожидая нападения. Мисска замолчала. Марина, преодолевая сопротивление воздуха, ставшего похожим на желе, по лестнице поднялась на свой четвертый этаж Остановилась перед дверью, зажав в руке связку ключей. Вроде все спокойно.
Дверь распахнулась, Марина вскрикнула.
На пороге стоял Ян.
— Что? Как?! — проговорила она.
— Позаимствовал дубликат у покойного Толстяка. Извини, я не мог ждать тебя на улице.
Марина прошла мимо него в спальню, обмирая. Но удара не последовало, а Мисска выглянула из кухни, обтерлась пушистой щекой об ноги и отправилась обратно — доедать.
— Привет, — наконец удалось выдавить из себя.
Из-за того, что Ян ее встретил, собственное жилище казалось чужим, и Марина неловко топталась, снимая пальто, Ян принял его и повесил, сбрасывая обувь… Он все время был очень близко, и от него пахло незнакомо — будто кедровым или машинным маслом. И порохом.
— Привет. — Ян внезапно обнял Марину, прижал к груди и держал так, не давая вдохнуть.
Она стояла с тапкой в левой руке, чувствуя себя дурочкой, и не могла разобраться: приятен внезапный порыв или все-таки не очень? Скорее, приятен — тело стало мягким, податливым, теплым, хотелось покрепче обнять Яна и поцеловать… с другой стороны — разные мысли лезли в голову, не давая расслабиться. Марина отстранилась.
— Давай кофе выпьем. Ночь уже на дворе, я спать хочу.
— Ты не голодная? Я по дороге взял пирожных.
Марина улыбнулась: насколько же мужчины верят в распространенный миф о любви девушек к сладкому. Голодная женщина не хочет пирожное. Голодная женщина хочет бутерброд с колбасой, кусок мяса, жареную картошку; гречку, сыр, рыбу, хотдог, борщ — но не пирожное. Нет, конечно, иногда за сладкое человек готов убить, но не постоянно же им питаться.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Но сначала сварю кофе.
Ян поплелся следом, какой-то пристыженный, и Марина наконец-то почувствовала себя хозяйкой положения. Она поставила чайник, достала молотый кофе. Уселась за столом напротив Яна.
— Рассказывай, — предложила Марина.
Он уставился на сцепленные пальцы. Несколько минут прошли в тяжелом молчании.
— Помнишь, я тебе говорил, что не так давно работаю на Главного? По сравнению с остальными, конечно. Всего два года. — Он снова замолчал.
Марина, убедившись, что пока ей ничего не угрожает, подошла к окну и помахала рукой — сигналить, что все в порядке, включая и выключая свет, было рано, а дать девочкам знать, что жива и здорова, — в самый раз. Заварила кофе, поставила чашку перед Яном.
Бессонная ночь перешла в ту стадию, когда все кажется предельно ясным, а каждое слово звучит откровением. Спать уже вроде не хочется, а хочется разговаривать, и диалоги особенно надрывны и особенно правдивы. Ян тоже это почувствовал. Он отхлебнул кофе, кивнул и продолжил: