только сильнее. Он влечет к цветку ночных пчел – так я назвала насекомых, которых тоже не встречала больше нигде. Эти пчелы сходны с обычными во всем, кроме цвета: они черные с белыми крапинками на спинке. Производят ли они мед, и если да, то каков он на вкус, доселе нам неизвестно.
День занялся очень пасмурным. Спасибо хоть на том, что темно-серые облака были обычными, без желтизны. Лишайник предрек, что дождь сместится на восток, следом за путниками, и накроет их во второй половине дня. Горькослад ответил, что при некотором везении к тому времени они уже достигнут Оукринга.
– Черепашья долина… – напомнила Вещему София.
Он кивнул:
– Не волнуйся. Она как раз по пути.
Лишайник снабдил их в дорогу яблоками, грецкими орехами, сэндвичами из темного хлеба с ежевичным вареньем. Он проводил гостей до леса по узкой тропе вдоль карьера и простился с ними возле валунов, где встретились накануне. Помахал вслед…
Нош определенно не хотел мокнуть под ливнем, предпочитая сухой навес и подстилку. Он быстро продвигался вперед. Софию снедало невероятное волнение. Она чувствовала, что Горькослад порывался нарушить ход ее мыслей, но сдерживался, и была благодарна ему за это. В голове и так царил сплошной беспорядок.
Чтобы успокоиться и отвлечься, девочка решила испробовать подход к чтению карт, которому только-только начал учить ее Горькослад. Для этого она вызвала состояние, напоминавшее балансирование между явью и сном, но вместо того, чтобы окончательно задремать, попробовала впасть в «отрешение». Это значило, что внешние чувства как бы засыпали, переставая работать, и на смену им являлось чистое восприятие. Что и каким образом тут работало, София покамест не разобралась, да и впасть в «отрешение» до сих пор не получалось, но София не оставляла попыток.
«Прекращай видеть, начинай воспринимать», – не особенно внятно объяснял Горькослад. И как прикажете следовать такому совету?
В воздухе мельчайшими капельками витала сырость. София всем существом чувствовала, как над головой собираются тучи. С каждым шагом Ноша ощущение усиливалось. София глубоко вдохнула и выдохнула.
– Используй сновидческое око, а не внешние глаза, – шепнул Горькослад.
– Пытаюсь, – ответила София.
– Нужного состояния трудно достичь, когда ты так напряжена.
София покосилась через плечо.
– Ладно, – сжалился Горькослад. – Я хотел сказать, мы почти прибыли. – И серьезно добавил: – Только прошу тебя: особо ни на что не надейся.
– Я знаю…
Оставив попытки открыть сновидческий глаз, девочка взялась пристально озираться кругом. Каменистая, лишенная растительности тропа поднималась по склону. Там и сям между стволами кленов – дикие цветы. С самого утра Нош упорно одолевал уклон, лес постепенно редел. Наконец лось покинул тропу и пошел напрямик, по-прежнему вверх.
Долина распахнулась впереди без предупреждения. Внизу виднелись холмы, покрытые темной зеленью. Плоская возвышенность, давшая название долине, располагалась севернее. Холмик действительно напоминал ползущую черепаху с четырьмя лапами и головой. На дне долины громоздились скалы и вилась река, серая, скучная, как и небо над ней.
– Вот эта роща, – вытянул руку Горькослад.
Но София и сама ее почувствовала. В излучине реки стояли деревья, на удивление рослые, со стволами в темно-красной коре. Они выглядели совершенно не на месте в этой долине, их словно выдернули где-то в другом месте и воткнули здесь, совершенно не разобравшись.
«Красный лес Древоеда!» – сообразила София.
Чем дольше она разглядывала рощу, тем более захлестывали ее чувства, причем не собственные, это она знала точно. Это проявлял себя клим, то бишь древний. Ощущение намерения, угадывавшегося за вихрем эмоций, было невероятно знакомым. «И как же я раньше не догадалась, откуда оно? – невольно удивилась София. – Вот он, первоисточник всего напряжения и ободрения, водительство, шепот на ухо, который я слышала от рождения!»
Вот, оказывается, что влияло на сотни повседневных решений, лишь на первый взгляд казавшихся ее собственными. Ни на чем вроде бы не основанная подозрительность в отношении незнакомца. Лютое нежелание следовать очевидному выбору. Жгучая тяга подробнее исследовать место, где «точно» ничего нет… Что, как не этот внутренний голос, порождавший нетерпеливое возбуждение,
