Бывшая центральная площадь Лифанейла превратилась в самый настоящий лес. Из земли, некогда мощенной булыжником, тянулся вверх жухлый и ломкий папоротник выше человеческого роста, ниже ноги утопали в перепутанном ковре стелющейся травы, а верхний ярус занимали самые настоящие деревья с длинными и полыми внутри стволами около полуметра в обхвате. Сейчас, зимой, вся эта флора выглядела мертвой, а в летние месяцы тут наверняка вырастали самые настоящие непроходимые джунгли с густой листвой и лианами. По сторонам площади даже высилось несколько относительно неплохо сохранившихся зданий, одно из них – то ли церковь, то ли городская ратуша – лишилось центрального шпиля, под которым все еще белел замшелый циферблат часов с давным-давно отвалившимися стрелками, второе – приземистый трехэтажный дом – даже могло похвастаться несколькими уцелевшими окнами.
– Смотрите внимательнее под ноги, – предупредил Виорел, – не хватало еще провалиться в какой-нибудь колодец.
Обойдя площадь по кругу – пробиться через заросший центр было нереально, – они оказались возле стен ратуши, густо украшенных седым лишайником и вьющейся травой. Ухватившись за пролом окна, Алекс подтянулся на руках и спрыгнул внутрь. Иван последовал его примеру.
Пол был выложен гранитной плиткой и, видимо, потому успешно выдержал удары времени. Весь первый этаж был густо усыпан осколками стекла, черепицы и кирпичей, среди которых Иван обнаружил несколько фрагментов битой керамической посуды – кусок тарелки и чашки с замысловатой ручкой. Тут же виднелись кучки звериного помета: вероятно, это здание облюбовали в качестве жилья местные хищники. Пахло плесенью, затхлостью и запустением.
Подняв взгляд, Ударник увидел ведущую вверх чугунную лестницу, упиравшуюся в площадку второго этажа. Перекрытия потрескались и держались на честном слове, а сквозь лишенные стекол стрельчатые окна падали вниз косые лучи света, как на древних иконах, вычерчивая на захламленном полу неровные белые квадраты. Повернувшись, Иван уперся взглядом в западную стену ратуши и замер, пораженный открывшимся зрелищем.
Здесь древние строители оборудовали нечто вроде алтарного возвышения и алькова, к которому вели четыре мраморные ступени. Свод поддерживали два ряда прямоугольных колонн с частично обвалившейся облицовочной плиткой. Несмотря на пыль и запустение, замысел неизвестных архитекторов был весьма необычен: по мере приближения к возвышению колонны будто бы расступались, открывая вид на вогнутую внутреннюю поверхность алькова. А там… Там, в покрытой неопрятными плесневыми потеками известковой нише, были закреплены крупные ограненные камни. Центральный, зеленый, как изумруд, казался самым большим, а от него отходили спиралью камни поменьше, числом одиннадцать. Все они были прозрачными, точно дорогие хрустальные бокалы, только каждый из камней, казалось, имел собственный уникальный оттенок: голубоватый, красноватый, розовый, белый, желтый…
– Мартыши называют это «ключом», – раздался сзади голос Виорела, отразился от стен гулким эхом и затих где-то в вышине.
Иван смотрел на мозаичный рисунок точно зачарованный. Он вспомнил, где именно видел раньше нечто подобное. Конечно же, мартыши. Они любили выкладывать в знак благодарности или особого расположения к человеку подобный узор – спираль из небольших камушков, которую всегда венчал полудрагоценный хризопраз. Зеленый, будто бутылочное стекло. Как и этот самый камень в центре мозаичной спирали.
– Ключом от чего? – мрачно спросил Алекс. В этом заброшенном здании он чувствовал себя неуютно.
– Не от чего, а к чему, – поправил его Виорел. – У нас ключ – это предмет, который отпирает и запирает замки и двери. На языке тех, кто создал эту мозаику, данное слово имеет другое значение. Ключ древних способен только открывать.
– И что же он открывает?
– Смыслы. Суть вещей. – Виорел ненадолго задумался, наморщив лоб. – Тайны вселенной.
– Не вижу здесь никаких тайн. – Алекс сплюнул на пол и отвернулся. – Просто двенадцать разноцветных стекляшек.
– Двенадцать… – повторил вполголоса Ударник. – По числу лепестков «ромашки»…
Названия двенадцати основных миров, имевших выходы в Центрум, могли без запинки повторить практически все проводники. Только изображать их земляне привыкли в виде цветка, лепестки которого соединялись с единой сердцевиной – Центрумом. Здесь же камни образовывали гирлянду, расходившуюся от зеленого основания концентрической линией. Они были связаны с основанием тонкими хромированными нитями, на которых удерживалась вся конструкция, но были также объединены и между собой металлическими штырями потоньше. Разница с привычной Ударнику моделью была малозаметной, но существенной: в «ромашке» каждый «лепесток» существовал сам по себе, совершенно независимо от соседних, а здесь… Убери любой – и хрупкая спираль рассыплется, превратится в пригоршню блестящих стеклянных осколков. Ударник знал, что существуют и другие миры, не относящиеся к двенадцати основным, – их зачастую изображали в виде дополнительных лучей, напоминавших в своей совокупности
