выходу. Снаружи продолжало греметь, корпус подбитого летуна содрогался, точно в конвульсиях. Собственное дыхание оглушало Степана, фильтр противогаза болтался на гофрированном шланге маятником и бился об переборки. Воздух под маской стал густым, как горячий битум. Степан уже ничего не видел, он шел, как зверь – ведомый лишь «чуйкой».
И вот, наконец, к горячей, дымящейся коже прикоснулся свежий ветер. Степан сорвал противогаз, выпрыгнул из люка, снял Людмилу. Пошел к Икару и Кузнецу, прижимая биологичку к груди.
«Блюдца» преследователей драпали. За одним тянулся фосфоресцирующий шлейф: из пробитого бака улетучивалось топливо. Вскоре на курганах вырастут розовые друзы, следуя по которым, можно будет дойти до самой базы пришлых. Если, конечно, дырявое «блюдце» до нее дотянет.
И в тот момент, когда Степан уже собирался перевести взгляд с отступающих летунов на землю, последнее «блюдце» выстрелило из обеих кормовых пушек. «Удар милосердия» все же состоялся. А может, это был не «удар милосердия», а месть. Так или иначе, пришлые решили добить людишек, угнавших их транспорт.
Оба энерголуча прошили лежащую брюхом вверх машину. Степан успел отойти от «блюдца» шагов на двадцать, не больше. Он ощутил, как в спину толкнул упругий поток раскаленного воздуха, и, словно в замедленном кино, разглядел обгоняющие его справа и слева зазубренные куски внешней обшивки «блюдца». Прежде чем перед глазами опустился занавес пламени, Степан разглядел на вершине кургана всадника в пыльнике с низко опущенным капюшоном. Всадник, сдерживая лошадь, смотрел, как взлетает на воздух подбитое «блюдце» и как ширится кольцо всепожирающего огня.
«Опять ты…» – обреченно подумал Степка.
Глава 5
Воняло соляркой, кирзовыми сапогами и шмаленной свиньей. Гладкую поверхность, на которой лежал Степан, кидало из стороны в сторону, поэтому он решил, что каким-то боком снова очутился на «блюдце». И что продолжается безумный полет над степью с парой преследователей на хвосте. Гудел двигатель, и иногда слышались приглушенные голоса.
Степан разлепил веки. Он увидел низкий покачивающийся потолок и громоздкие большеголовые силуэты. Его окружала серая тьма, и в этой тьме было тесно и душно.
– Очухался… – констатировал кто-то без особой радости, дыхнув в лицо чесноком.
– Где я? – сам собой задался вопрос.
Сначала ему ответили неприличной рифмой, а потом все же дали более развернутый ответ:
– Отступаем на наши позиции. Тебя «поляки» заберут, наверное.
Степан пропустил последнюю фразу мимо ушей, поскольку счел ее бессмыслицей, отголоском бреда.
Один из большеголовых силуэтов наклонился ниже, и Степан увидел пожилого усатого солдата в каске с красной звездой. Солдат держал «калаш» за цевье, уперев приклад в сиденье скамьи. По его чуть небрежной, но уверенной манере было видно, что он не первый год не выпускает оружия из рук.
– Где Люда? Где наши? – спросил, силясь приподняться, Степан. Он понял, что шмаленной свиньей воняет от него.
– Я здесь, Степа, – послышался тихий голос биологички. Степан, как ни старался, разглядеть ее не мог. Обзоры заслоняли силуэты солдат.
– Как остальные?
Ему на плечо опустилась тяжелая морщинистая ладонь. Слишком слабый, чтобы сопротивляться, Степан снова откинулся на спину.
– Потом поворкуете, – сказали ему. – Лежи, пока лежится.
– С «поляками» он будет ворковать, – добавил кто-то малопонятно, но с оттенком угрозы.
Степан решительно не понимал, кто такие «поляки» и почему он должен их опасаться. К народу братской Польши он всегда питал уважение.
– «Блюдце» потеряно… – проговорил кто-то сокрушенным голосом. – Экипаж потерян…
– Цыть! – бросили с другой стороны. – Нечего тут нюни разводить!
Повисло молчание. Степан смотрел в качающийся потолок и шумно сглатывал, его мутило.
– Спасибо, что вытащил, – сказала Людмила. – Спасибо, что вернулся за мной.
Казалось, что говорит она из последних сил, таким изнуренным и бесцветным был ее голос.
Степан повернулся к пожилому солдату.
– Дядь, а что это вообще? – Он вяло взмахнул рукой, обводя кабину.
– В «жестянке» мы, – ответил солдат. – Скоро будем дома.
