гигантский, испещренный зеленью панцирь. Руки у меня дрожат. Я вспоминаю, что чувствовала, когда впервые повстречала Бату, — чистейший, беспримесный ужас. Я тогда решила, что он хочет меня съесть.
Эта зверюга — точно хочет.
Хорошо, что я не полетела. Летать над морем, пожалуй, труднее, чем над сушей, — головокружение мешает. Спускаться по веревке и то трудно. Я заставляю себя продолжить путь.
«Не смотри вниз», — твержу я себе, но придерживаться этого решения очень трудно. Я ползу и ползу, удерживая крыльями равновесие, и в конце концов добираюсь до самого нижнего этажа. Из ближнего окна доносятся голоса.
Я перебираюсь к следующему окну, надеясь, что там никого не будет. Не везет — изнутри слышен плеск воды, звон посуды, перешептывание. Третье окно довольно далеко, и я ускоряю темп. Новый порыв ветра, и я случайно бросаю взгляд вниз.
У самого подножия утеса поднимается из глубины темная тень. Верхушка гигантского панциря проступает над водой, пронзая волны. К скалам тянутся черные щупальца. Они извиваются на солнце, и я вижу идущие понизу круглые присоски, которыми щупальца цепляются за камни.
Вот, значит, чем оно затаскивает девочек в воду. Я содрогаюсь, заставляю себя поднять взгляд и медленно ползу к следующему окну. Руки просто горят.
Притаившись за ставней, я целую минуту прислушиваюсь, но голосов не слышно. Я выглядываю поверх ставни и вижу комнату для слуг, которая — ура! — пуста. Я забираюсь в окно, отвязываю веревку и растираю руки, чтобы расслабить мышцы. Как ни жаль, а веревку приходится выбросить в окно. План мой таков: возвращаясь, я усыплю стражников у комнаты девочек, спрячу их в нише или в Незапертой комнате и прокрадусь к главной двери. Не оставлять же такое недвусмысленное свидетельство побега у всех на виду. Грета наготове, она сразу же затащит веревку обратно.
Притаившись в темном углу комнаты, я разворачиваю свою грубую карту. Я оказалась недалеко от кухни, а это уже полпути ко входу в темницу.
Прежде чем выйти, я сверяюсь с солнцем — путь по стене занял больше времени, чем я ожидала. Выручать Рена придется быстро.
Набросив плащ, обернув хвост вокруг ноги, я выхожу в коридор. Из кухни слышны голоса. Я быстро иду в противоположном направлении. В этой части дворца, конечно же пусто и уныло — сплошь каменные стены да грязные полы. На стене то свечка, то ржавый железный светильник, едва рассеивающий мрак. Темных уголков тут предостаточно, и это мне на руку. Я, в конце концов, существо ночное, обитатель тени.
Заслышав шаги — кто-то идет в сапогах по каменному полу, — я отступаю в нишу, задерживаю дыхание и прижимаюсь к стене, стараясь стать совсем плоской. Мимо проходят двое стражников, говорят что-то о еде и придворных. Когда их шаги затихают вдали, я выскальзываю из ниши и продолжаю свой путь к темнице.
Самое сложное будет — войти и выйти, не поднимая шума. Впрочем, со мной мои таланты, а также пара фокусов, оставшихся с тех времен, когда я жила с Барнабасом.
Насколько известно Грете, войти в темницу можно лишь со стороны дальней башни. По пути мне еще дважды приходится нырять в ниши, но вскоре я подхожу достаточно близко, чтобы стал слышен хохот стражников, эхом летящий по коридору. Я замедляю шаг. За большой дверью я успеваю разглядеть стоящий посреди комнаты стол и нескольких мужчин вокруг него.
Я прячусь в темном углу и прислушиваюсь. Два новых голоса. Это стражники, они сделали обход в темнице и вернулись к своим. На лице у меня мелькает улыбка. Прекрасно.
Я снимаю с пояса последнюю склянку с сонным порошком Барнабаса. Теперь я знаю, что силу порошку дает магия, а не наука. Но сегодня эта сила послужит не его целям, а моим.
Я выскальзываю из темноты и бросаю склянку внутрь.
Стекло разлетается на мелкие кусочки, и начинается суматоха. Какой-то стражник пытается выбежать вон, но белая дымка завивается вокруг него, окутывает коконом, впитывается в кожу, как вода в губку. Стражник падает на пол, и я тащу его обратно в караулку. У стола храпит дюжий караульный; я снимаю с его пояса кольцо с ключами. Стража играла в кости, и на столе валяется мешочек с золотыми и серебряными монетами. Я сую его в карман и бегу вниз по ступеням, в темницу.
Стены здесь сырые, покрытые копотью, и обнаруживается это, когда я касаюсь их рукой, чтобы не упасть на узкой лестнице. Я брезгливо вытираю руку краем плаща.
Лестница выводит меня в лабиринт из поделенных на клетки камер. На меня смотрят мужчины и женщины с пустыми глазами, исхудавшие, с запекшимися губами. Я иду мимо них. Рена нигде нет. А эти люди, что они сделали Энселю? Мне хотелось бы вернуться и освободить их всех, но рисковать нельзя.
