Она смотрит в пол, в окно, на дверь — куда угодно, только не на меня.
— За то, что… Ты спасла меня и всех девочек, а я… я так плохо с тобой обращалась.
Я собираю лежащие на кровати вещи и укладываю в ранец.
— Не извиняйся. Я ничего другого и не ожидала. Если бы не я, ты бы вообще не попала в Белладому.
— Нет, я все равно была не права. Ты… — она осекается и сжимает кулаки, — ты была моей сестрой. Понимаешь, я думала, что она — то есть ты — умерла, а ты взяла и вернулась. — Она присматривается к моим нечеловеческим чертам и хмурится. — Ну, почти.
Во мне просыпается давно позабытая привязанность к этой девочке. Ощущение — словно шарик солнечного света где-то внутри. Слабенькое, но пока хватит. Это только начало.
— Жаль, я тебя так плохо запомнила.
Мне тоже ужасно жаль. Мои воспоминания — обрывки и огрызки прошлого. По большей части я вспоминаю Рена, потому что это он рассказывал мне о Розабель, но в них частенько проскальзывает маленькая светловолосая девочка.
Она входит в комнату.
— У тебя такие же глаза, как у нее. В точности. В правом еще такая маленькая коричневая точка. И формой лица вы немного похожи. А все остальное… другое.
— Это из-за магии. Колдун собирал меня столько раз, что все, что ты помнила, сгорело.
Меня охватывает страх. Только бы не пришлось объяснять этой девочке, откуда взялось все остальное.
К моему облегчению, она лишь кивает.
— Прости и ты, — говорю я. Пусть это глупо, но я должна извиниться. — Прости, что унесла тебя из больницы и отправила в Белладому. Колдун меня обманул. Я думала, что помогаю горожанам.
Делия вздрагивает и неосознанно отступает на шаг назад.
— Да, я помню, ты говорила: ты думала, что спасаешь нас. А потом, когда узнала, что это неправда, пришла с Реном и спасла нас по-настоящему.
Она все еще дрожит от этих воспоминаний. Я могу лишь жалобно на нее смотреть. Наверное, Розабель обняла бы младшую сестру и успокоила. Но, боюсь, Делии мои утешения ни к чему.
От грустных мыслей нас отвлекает тявканье и хлопанье крыльев. В комнату влетает Пиппа. При появлении летучего птицтерьера Делия пригибается, а потом смеется. Пиппа заходит на посадку у ее ног, а потом тявкает, требуя внимания к своей персоне.
— Какая странная зверушка! — говорит Делия и чешет Пиппу между ушей, как раз там, где собака любит. Птицтерьер льнет к ней так, что того и гляди замурлычет. Потом Пиппа взлетает и плюхается Делии на руки. Хвост вертится так, что все туловище ходит ходуном. Делия смеется, а потом улыбается мне поверх хлопающих крыльев.
Я отвечаю улыбкой. Пусть я не знаю, что станет со мной или когда мы спасем Брайр, но приятно знать, что Пиппа — и Делия — будут в хороших руках.
Я протягиваю руку, чтобы погладить Пиппу, но тут мое внимание привлекает что-то за окном.
Там кто-то кричит. Сердце подпрыгивает.
Наверное, это Барнабас вернулся. Как скоро! Я-то думала, он дождется ночи.
— Что там? — спрашивает Делия.
— Не знаю, но боюсь худшего.
Я протискиваюсь в дверь и выбегаю из домика. Грета и Делия бегут следом. Но не успеваю я пробежать и нескольких ярдов, как понимаю, в чем дело.
Горожане высыпали на улицы и стоят, задрав головы и тыча пальцами в небо.
Над ними кружит Бату, парит, раскинув огромные крылья цвета серого гранита. И впрямь — волшебное существо! Медленно, кругами, он спускается к нам и устраивается на булыжниках мостовой, аккуратно сложив крылья и изогнув хвост так, что он исчезает за углом дома. Голова Бату возвышается над крышами.
Меня догоняют Делия и Грета. Они тяжело дышат.
— Д-дракон! — кричит Грета. — Ким, не ходи! Он тебя съест!
Я улыбаюсь девочкам:
— Этот — не съест.
