Рука моя замирает над горшком. Понятно теперь, почему эти слезы такая редкость.
Мне становится очень грустно. Чтобы получить драконьи слезы, надо заставить дракона плакать. А мне совсем не нравится мысль о том, что кто-то может специально мучить дракона.
А ведь отец использовал эти слезы, чтобы вернуть меня к жизни. Не знаю, что и думать.
И тут я вдруг радуюсь, что не сумела рассказать отцу о драконе, которого я повстречала, приняв за камень.
День двадцать девятый
Я перепархиваю через городскую стену. Кожу покалывает от нетерпения. Каждую ночь мальчик оставляет мне у фонтана по розе. Эти розы находят прибежище меж страниц книги, которую я храню у себя в комнате, а мысли о мальчике с теплым взглядом преследуют меня повсюду, куда бы я ни пошла. Я чувствую на себе его взгляд, когда отправляюсь за дичью к обеду, когда парю в небе над изгородью. Работая в саду, я мечтаю показать ему свои розы. Он незримо присутствует повсюду, и избавиться от него невозможно.
Днем я жду вечера, ведь вечером я смогу пробраться в город и снова увидеть моего мальчика. И получить от него еще одну розу.
Подозреваю, что розы эти мальчик рвет в дворцовом саду, когда идет в тронную залу с очередной запиской. Я слежу за ним издалека, а во дворец вхожу, лишь когда мальчик совсем скроется из виду, — боюсь, как бы он меня не застукал. Ведь тогда он вряд ли станет и дальше оставлять мне розы. А я так хочу, чтобы это продолжалось.
Если бы только отец не запрещал мне разговаривать с людьми! Иногда мне кажется, что я, как принцесса в башне, та, из книги сказок, — заперта, разлучена с миром. Мальчик пробудил во мне любопытство: часть моей души изнывает от желания с ним познакомиться. Из сообщений, которые я перехватываю, ясно, что он имеет какое-то отношение к королю, но какое? Он принц или слуга? Или я не знаю пока слова, которым он называется?
Сообщение, которое он оставил прошлой ночью, заставляет отца покачать головой.
«Колдун снова ушел от стражи. Переведите Д. на вторую позицию».
Что за Д., что за вторая позиция? Я спросила отца, и он сказал, что не знает, но смотрел как-то очень отрешенно.
По круговерти улочек, меж домов с закрытыми ставнями я легко бегу к фонтану — к нашему фонтану. Иногда из открытых окон доносятся обрывки разговоров. Обычно я не обращаю на них внимания и бегу дальше, но тут вдруг слышу знакомое имя.
— Барнабас, ха! Я-то всегда говорила, что король наш — простак, коли ему поверил. Клялся-клялся избавить нас от этой напасти, и что же — с чем были, с тем и остались, — говорит женский голос.
Я чуть подлетаю, чтобы заглянуть в окно. Две женщины моют посуду. Барнабас. Дэррелл называл так отца. Они говорят о моем отце?
Вторая женщина фыркает:
— Я слыхала, он захотел от короля кучу разных странных вещей. Марта говорит, разломал дворцовые ворота, бродил как чокнутый, все бормотал о первенцах да о нарушенных клятвах. Он рехнулся, точно тебе говорю. Да только даже у него хватило ума удрать, покуда не стало совсем худо. Будь он в городе, его бы уж точно считали виноватым за больных девочек.
— Удрал, и пусть его. Нам тут таких не надо, — отвечает первая, назидательно покачивая разливной ложкой.
Я снова прячусь в тени у стены. Неужели они действительно говорят об отце? Он что, правда рассорился с королем? А мне он даже не говорил, что знаком с ним. Правда, я и не спрашивала. Надо запомнить!
Я сворачиваю в переулок, но бегу медленнее прежнего. Мне не нравится, когда кто-то плохо говорит о моем отце. Он хороший, добрый, а они говорят о нем, словно о каком-то сумасшедшем, который сбежал, когда город в нем нуждался. Нет, это точно какой-то другой Барнабас.
Но сосущее ощущение в животе говорит: нет, не другой. Как жил отец до моей смерти? До того, как оживил меня? Может быть, он предупреждал короля, чтобы тот не шел на сделку с колдуном? Или пытался остановить колдуна с помощью науки, но не сумел, и все пошло прахом? Наверняка пытался, насколько я его знаю, но ему никто не помог, меня-то еще не было. Я не так много о нем знаю, но он — любящий отец и гениальный ученый, и жизнь свою посвятил благородной цели.
Мне этого достаточно. Отец наверняка мне все объяснит. Подумаешь, кумушки сплетничают! Мало ли что они там себе напридумывали.
