пылающую кожу.
Мальчик вытягивает обе руки. В одной — роза. Великолепная красная роза.
— Пожалуйста, не убегай. Ты умеешь говорить?
Я не дыша смотрю на лепестки розы. По алому бархату скользит капля воды из фонтана, оставляя за собой влажную красную дорожку.
Я понимаю, что мальчик вот-вот окажется совсем рядом — и что тогда? Что он собирается делать? Мальчик делает еще шаг, и меня охватывает паника.
Больше я не могу сдерживать инстинкты. Хвост молниеносным движением выскальзывает из-под плаща и жалит Рена в ногу. С лица мальчика пропадает улыбка, глаза закатываются. Он делает шаг на неверных ногах, и я подхватываю его прежде, чем его голова ударится о кромку фонтана.
На меня накатывает осознание: я держу Рена, он без сознания, и это я во всем виновата. Я прикладываю ладонь к его груди — сердце бьется. Он проснется, как просыпаются девочки, которых я уношу, но мой мальчик в беспамятстве — совсем другое дело. Девочек я уношу в безопасное место, а его? Вдруг его найдут грабители? Или того хуже — колдун?
Зря я поддалась инстинктам. Надо было держать себя в руках. Рену нечего бояться. Я беру у него из пальцев розу и втыкаю стебель себе в волосы. Потом поднимаю тяжелое тело и иду ко дворцу. Во дворцовом саду ему ничто не угрожает. Там он спокойно проспит до утра.
Я останавливаюсь в переулке близ караульной будки и нажимаю на кирпичи, открывающие потайной ход. Пробегаю по туннелю, и вот я уже в залитом лунным светом саду. Рен не шевелится, и это меня тревожит, но грудь у него поднимается и опадает — он дышит. Успокоившись, я устраиваю его на резной мраморной скамье близ куста душистых роз и бездумно, не успев удержать руку, провожу пальцами по щеке и подбородку. Я хочу запечатлеть в памяти каждую черточку его лица.
Прежде я только чувствовала его запах или видела мельком, но на этот раз все иначе. Кожа у него потемнела от солнца, а глаза — я видела до того, как он упал, — густо-коричневые, как почва у меня в саду. И волосы тоже коричневые, но в них нет-нет да и промелькнет вызолоченная солнцем прядь.
Нам больше нельзя встречаться. Это опасно. Слишком опасно. Я даже отцу не смогу об этом рассказать.
Но долг зовет. Я в последний раз оглядываю сад, вбирая в себя его красоту. Взгляд мой падает на розы, и мир вокруг меркнет. Я вижу те же бутоны, но на сей раз они купаются в ярком полуденном солнце. Рядом со мной — мужчина, темноволосый, с величественной осанкой. Он говорит о розах. Глаза у него голубые и такие добрые, что я немедленно ощущаю прилив доверия. И еще — это видение несет с собой всепоглощающую благодарность.
— Я знаю, как ты любишь розы, — говорит мужчина. Солнце играет в каплях росы на бархатных лепестках, и розы кажутся волшебными. Воспоминание так живо, что я тянусь к цветку, но тут оно рассыпается и исчезает.
Остаюсь только я, Рен и безмолвные цветы в лунном свете.
На то, чтобы прийти в себя, у меня уходит некоторое время. Я бывала в этом саду? В моем воспоминании он выглядел почти в точности как сейчас, весь, до последнего завитка кованых ворот. Да, возможно, я любила его, и не исключено, что в прошлой жизни была дружна с садовником.
И все же я не могу отделаться от ощущения, что мужчина в моем видении — не просто садовник. Мне становится тревожно. Эти видения, или воспоминания, как ни назови, приходят совершенно неожиданно, но ни в одном из них я не видела отца. Неужели я его совсем позабыла? От этого мне становится только хуже. А ведь когда я ему рассказывала о видениях, он наверняка заметил, что его в них нет.
Пожалуй, не буду ему больше обо всем этом рассказывать, чтобы не расстраивать. Вот только мне по-прежнему ужасно хочется знать, что привело меня в дворцовый сад в прошлой жизни.
Я выбираюсь из дворца и бегу к тюрьме. В последние несколько дней колдун поставил у входа и внутри еще по паре стражников. Они делают обход каждые полчаса. Колдун знает, что девочки исчезают из тюрьмы.
Только он никогда не узнает, кто их оттуда уносит.
Я иду вокруг тюрьмы, прячась в тенях, добираюсь до точки, которая не видна стражникам, и взлетаю на крышу. Попробуйте разглядите меня в темном плаще, да в темноте! Я сдвигаю черепицу и слезаю на стропила. После той, первой ночи я никогда больше не промахивалась мимо нужной мне комнаты, но охрана теперь настороже. Со своего места на стропилах я вижу четверых караульных по углам помещения.
Неужели они не понимают, что со мной им не совладать? Или это заклятие колдуна заставляет их меня дожидаться? Немного же их таких осталось!
