несколько минут?
Монтерей внимательно оглядел меня сверху вниз, и я запоздало сообразила, что выгляжу не самым подобающим образом. Волосы растрёпаны, одежда наверняка помята, макияж давно не обновлялся, и хорошо ещё, если краска не потекла по лицу вместе со слезами. Но что-то менять было поздно, поэтому я даже не стала пытаться.
— Слушаю тебя, дочь моя, — откликнулся кардинал, дойдя взглядом до моих туфель, и лишь после этого возвратившись к лицу.
Следуя его знаку, я вошла в комнату. Садиться не стала: во-первых, я пришла без приглашения, а во-вторых, необходимо было спешить. Я не знала, сколько у нас осталось времени.
— Ваше высокопреосвященство, — усилием воли я заставила себя перестать теребить собственную юбку и решительно подняла голову, — вправе ли я считать, что сделала что-то полезное на благо своей страны?
Монтерей, чуть склонив голову набок, вопросительно поднял брови в ожидании продолжения.
— Да, дочь моя, — тем не менее дал он ответ.
— Я хочу обратиться к вам с просьбой. — Я очень надеялась, что в моих словах прослеживается логика, хотя полной уверенности при царившем в голове хаосе не было. — Лишите меня всех наград и регалий. Пусть мне не выплатят ни гроша за мою службу в Эркландии. Только, пожалуйста, согласитесь сделать то, о чём я сейчас попрошу.
Брови кардинала поднялись ещё выше, однако больше ничто в его виде не выдавало удивления. Сердитым он тоже не выглядел, как минимум пока. Скорее ему было любопытно.
— Судя по столь длинному предисловию, эта просьба достаточно необычна, — заметил Монтерей. — Итак, в чём же она заключается?
— Исповедуйте одного человека! — выпалила я. — Это некий Джозеф Кантри, он лежит здесь, во дворце, и… умирает.
Сердце громко стучало. Я отлично понимала, насколько неподобающе звучала моя просьба, но всё равно не отступила ни на шаг и не опустила глаз.
По лицу кардинала невозможно было прочитать его реакцию.
— Насколько я понимаю, это Джозеф Кантри, также известный под именем Нарцисс? — уточнил Монтерей.
— Именно так. — Я не стала пытаться скрыть очевидное.
— И ты хочешь, — неспешно, даже вкрадчиво проговорил он, — чтобы я, кардинал, глава духовенства Эрталии, оставил все государственные дела и лично исповедовал человека, который даже не имеет дворянского титула? Более того, служит тайным агентом другого королевства?
— Дружественного королевства, — с напором уточнила я.
—
— Да, ваше высокопреосвященство, — подтвердила я.
И дальше будь что будет.
— Хорошо, — сказал кардинал, не тратя ни секунды на размышление. Чем поверг меня в состояние шока, невзирая на царившую в голове неразбериху. — Это может быть даже занятно.
И он, не дожидаясь моей реакции, вышел из комнаты. Я поспешила следом, чтобы показать ему путь.
Больше всего меня сейчас пугало, что, когда мы дойдём до места, Нарцисс окажется в забытьи и кардинал не пожелает ждать. Но нет, приблизившись к кровати, я увидела, что глаза раненого открыты. Монтерей опустился на стул, который прежде занимала я. Сама же я покинула комнату, так как присутствовать при исповеди запрещено, да и, мягко говоря, непорядочно. Тем не менее далеко уходить я тоже не собиралась; осталась дежурить за дверью.
Времени, как мне казалось, прошло немало. Беспокоясь о состоянии Нарцисса, я решилась слегка приоткрыть дверь.
Услышала слабый голос агента. Слов не разобрала, однако, судя по всему, исповедь ещё не закончилась, и я уже собиралась повторно закрыть дверь, когда услышала ответ кардинала:
— Ну что ж, сын мой. Я отпущу тебе грехи. Но с одним условием.
От удивления я расширила глаза так, что они едва не вылезли из орбит. Признаюсь откровенно, хоть я и служу кардиналу Эрталии, меня нельзя назвать по-настоящему благочестивым человеком, и на исповедь я не ходила уже достаточно давно. Но неужели ход этого таинства изменился так сильно, что теперь священник, отпускающий умирающему грехи, ставит ему при этом какие-то условия?!
Предполагаю, что сам Нарцисс удивился не меньше моего, но ничего не сказал, или, во всяком случае, я этого не услышала.
