Ни один из магов не ответил, и Жан коснулся плеча Терпения:
– Вы можете сказать…
– Едва успели, – ответила она, медленно открывая глаза и морщась, точно от боли. – Страгосов алхимик свое дело знал.
– Так Локку полегчало?
– Об этом говорить преждевременно, – вздохнула Терпение, выпутываясь из паутины серебристых нитей, соединявшей ее с Хладнокровием. – Но весь яд из него мы извлекли.
Ночной ветерок принес в каюту свежесть, и тошнота отступила. Жан стер серебристо-черную лужицу с ключицы Локка, ощутил слабое биение пульса на шее приятеля.
– Эй, Жан, – прошептал Локк. – А чего ты такой… помятый?
– Ха, на себя посмотри! Можно подумать, тебя пьяный крючкотвор поколотил.
– Жан… – чуть громче сказал Локк, касаясь руки друга. – О боги, ты настоящий… Ох, я думал… Я видел…
– Ш-ш-ш! Все хорошо. Не волнуйся.
– Я… – Глаза Локка помутились, голова поникла.
– Он слишком слаб, – со вздохом произнесла Терпение, утирая серебристо-черные потеки со щек Локка, и легонько коснулась его лба.
– А почему? – спросил Жан.
– Мы с вами испытали лишь малую часть того, что пришлось вынести ему. Для человека такие страдания нестерпимы.
– Так сделайте же что-нибудь! Ваше колдовство…
– Магия исцелить его не сможет. Сейчас его надо кормить – досыта, до отвала. Я об этом позаботилась.
Хладнокровие со стоном кивнул и, шатаясь, вышел из каюты.
Вернулся он с большим подносом, на котором высилась стопка полотенец, кувшин воды и несколько блюд с какой-то нехитрой снедью. Маг опустил поднос на столик у кровати, полотенцем утер Локку лицо и грудь. Жан раскрыл Локку рот и сунул в него кусочек ветчины.
– Давай жуй! Не спи, – затормошил он Локка.
– Угу… – буркнул Локк, подвигал челюстями, начал жевать и тут же раскрыл глаза. – М-м-мням… хэх-х-х… ммнэ… ххы…
– Глотай, – велел Жан.
Локк тяжело сглотнул и вяло протянул руку к кувшину с водой.
Жан приподнял Локку голову и поднес кувшин к губам. Хладнокровие продолжал стирать с Локка серебристо-черные разводы. Локк, не обращая на мага внимания, прильнул к кувшину и жадно выхлебал его до дна.
– Еще… – простонал Локк и занялся едой.
Прислужница опустила лампу на пол, взяла кувшин и торопливо удалилась.
Еда была простой, но сытной: холодная ветчина, грубый темный хлеб, рис с какой-то густой подливой. Локк набросился на угощение с такой жадностью, словно это была пища богов. Жан держал тарелку, а Локк пальцами отправлял еду в рот с такой скоростью, что не успевал жевать, и принялся за содержимое второго блюда прежде, чем принесли воду.
– М-м-м… – бормотал он.
Вскоре к невнятному мычанию присоединились и другие звуки, исполненные не менее глубокого философического смысла, – чавканье, кряхтение и сопение.
Глаза Локка сверкали, но все его внимание сосредоточилось на тарелке и кувшине.
Убедившись, что Хладнокровие завершил свою работу, Терпение повела рукой над ногами Локка, и веревка, привязывавшая его к столу, взвилась аккуратным кольцом и скользнула в пальцы архидонны.
Еды на подносе с лихвой хватило бы пятерым, но Локк с ней быстро управился и с неменьшей жадностью взялся за следующую порцию, принесенную одним из прислужников. Терпение пристально следила за Локком, а Хладнокровие склонился над магами помоложе, которые по-прежнему недвижно лежали на полу.
– Они живы? – спросил Жан, найдя в себе некое подобие участливой вежливости. – Что с ними?
– Вы никогда не сталкивались с неподъемной тяжестью? – Хладнокровие легонько коснулся лба женщины, лежавшей без сознания. – Ничего страшного, впредь мудрее будут. Юные умы слишком хрупки. У людей постарше опыта больше, нам ведомы поражения и разочарования. Мы не считаем себя центром вселенной и под тяжелым грузом гнемся, а не ломаемся. – Он встал, хрустнув коленями. – Вот, в придачу к нашим сегодняшним услугам примите и небольшое философическое наставление.
– Эй, Жан… – пробормотал Локк. – Жан, где… а что я здесь делаю?
