– То же, что и все, болван вы этакий! Окружаем заботой и лаской, любим и воспитываем, как и положено родителям. По большей части они живут в Картене, но многие переезжают в дальние края и там работают на нас. А вы что, решили, что мы их на костре сжигаем, да? Или что похуже?
– Ох, да я просто так спросил! – в сердцах проворчал Жан.
– А откуда одаренные дети берутся? – спросил Локк.
– Обученные маги чувствуют природный дар, – объяснила Терпение. – Мы разыскиваем одаренных малышей, переселяем их в Картен и воспитываем среди нас. Разумеется, иногда приходится подменять их ранние воспоминания – для их же блага.
– Но Сокольник – ваш родной сын, – заметил Локк. – Вы же сами сказали.
– Да.
– Значит, его дар – большая редкость?
– За четыреста лет родилось всего пять таких детей.
– И отец его был магом?
– Нет, отец его был садовником, – негромко ответила Терпение. – Он утонул в Амателе через полгода после рождения сына.
– Примите мои соболезнования.
– Ваше притворное сочувствие мне ни к чему. – Терпение шевельнула пальцами, и чайная чашка исчезла. – Если бы не сын, я бы с ума сошла. Сокольник стал моим единственным утешением. Мы с ним были очень близки. Его дарование развивалось под моим руководством. И все же маг, рожденный от мага, – не благословение, а проклятие.
– Это почему? – спросил Жан.
– Вот, к примеру, вас всю жизнь звали Жан Таннен. Это имя дали вам родители, когда вы едва научились говорить. Жан Таннен – ваше алое имя, его носит ваш дух. У вашего приятеля тоже есть алое имя, но, к счастью для него самого, в раннем детстве он случайно обзавелся серым именем и с тех пор зовет себя Локк Ламора, хотя в душе называет себя совсем иначе.
Локк с натянутой улыбкой вгрызся в сухарь.
– В алом имени заключается наше первое, самое раннее восприятие себя в миг перехода из младенчества к осмысленному осознанию того, что мы существуем отдельно от мира, который нас окружает. Имя, которое дитя слышит из уст родителей, как правило, становится алым именем, потому что с возрастом ребенок постепенно начинает себя мысленно так называть.
– Угу, – кивнул Локк и вдруг фыркнул, расплевывая крошки. – О боги! Вам известно подлинное имя Сокольника, потому что вы это имя ему и дали!
– Я очень старалась его никак не называть, – вздохнула Терпение. – Но все оказалось сплошным самообманом. Невозможно не дать имя собственному ребенку. Если бы был жив его отец, он бы дал сыну тайное имя… У нас так принято, понимаете? Или другие маги вмешались бы, но я их обманула. После смерти мужа я от горя почти обезумела, мой сын стал для меня всем – и я дала ему имя.
– А он вас за это возненавидел, – кивнул Жан.
– Имя мага – самая сокровенная тайна, – объяснила Терпение. – Ее не раскрывают никому – ни наставникам, ни близким друзьям, ни возлюбленным, ни супругам. Маг, знающий подлинное имя другого мага, получает над ним абсолютную власть. Как только мой сын осознал, что мне известно его имя, он проникся ко мне глубочайшей ненавистью, хотя я никогда бы не воспользовалась своим преимуществом.
– О Многохитрый Страж, – вздохнул Локк. – Конечно, хочется посочувствовать мерзавцу, да только никак не получается. И что бы вам не одаренного, а обычного ребеночка родить?
– Пожалуй, на сегодня разговоров больше чем достаточно. – Терпение отошла от гакаборта и отвернулась. – Да и вам пора отдохнуть. Как проснетесь, продолжим.
– Ох, я лет семь могу проспать, – сказал Локк. – Или восемь, как получится. В общем, раньше чем через пару месяцев будить меня не советую. Да, Терпение… ну, это… Простите за…
– Странный вы человек, Локк Ламора, – сначала на всех огрызаетесь, а потом вам совестно становится. Вам самому не любопытно, откуда у вас такой противоречивый нрав?
– Знаете, я своих слов назад брать не собираюсь, просто иногда запоздало вспоминаю об элементарной вежливости.
– Да-да, понятно. Как вы сами недавно сказали, в Картен я вас тащу не для того, чтобы вы там новыми друзьями обзаводились. А я и подавно к вам в друзья не набиваюсь. Ступайте, отдохните. Для бесед время найдется.
Жан даже не подозревал, насколько измотала его предыдущая бессонная ночь. Едва улегшись в подвесную койку, он немедленно провалился в глубочайший сон – сознание отключилось, словно на голову обрушили
