пару сотен фунтов кирпичей.
Разбудил Жана свежий озерный ветерок и аромат жареного мяса. Локк сидел за небольшим столиком в углу, сосредоточенно поглощая очередную гору еды.
– Мнэ-э-э… – сонно пробормотал Жан, встав с койки и разминая затекшие суставы; бока, намятые людьми Кортессы, давали о себе знать, но синяки через несколько дней пройдут, ничего страшного. – Который час?
– Пять пополудни, – промычал Локк набитым ртом. – К закату в Картен придем. Ну, вроде бы так обещают.
Жан зевнул, потер глаза и огляделся. На Локке мешком болталась чистая матросская роба, явно извлеченная из открытого рундука у стены.
– Локк, ты как себя чувствуешь?
– Жрать хочется, сил нет. – Локк утер рот ладонью и хлебнул воды из кувшина. – В общем, хуже, чем в Вел-Вираццо. Вроде как худеть дальше некуда, а все равно отощал.
– А когда это ты отоспаться успел?
– Да я и не отоспался, это мое брюхо с голодухи решило, что пора вставать. А вот вам, друг мой, судя по всему, отчаянно хочется кофе.
– Угу. А кофе и не пахнет. Ты его весь выпил, что ли?
– Ну, знаешь ли, даже я на такую подлость не способен! Здесь кофе нет. Вообще. Терпение чай предпочитает.
– Тьфу ты! И как теперь просыпаться прикажешь? Я ж без кофе не в своем уме.
– Правда, что ли? И что в этом чужом уме творится? О чем задумался?
– Да вроде как удивляюсь. – Жан подтащил к столу табуретку, отрезал кусок ветчины, положил на толстый ломоть хлеба. – Прямо голова кругом идет. Эта госпожа Пяти колец такого накрутила…
– И впрямь накрутила. На твоем месте я бы тоже так сказал. А уж на своем…
– Ага. – Жан, жуя ветчину, задумчиво поглядел на приятеля.
Локк умылся, сбрил многодневную щетину и стянул отросшие волосы в хвост на затылке. На свежевыбритом лице заметно проступали следы выздоровления. Локк побледнел и теперь больше походил на вадранца, чем на теринца; в уголках рта прорезались глубокие складки, под глазами залегли морщинки, словно невидимый скульптор несколько недель трудился, состаривая лицо, знакомое Жану без малого двадцать лет.
– Локк, и как в тебя вся эта еда умещается?
– А если бы я это знал, был бы лекарем.
Жан еще раз огляделся. Под кормовыми окнами стояла медная ванна, рядом высилась стопка полотенец, и тут же – бутылочки с ароматическими маслами.
– Искупаться не хочешь? – предложил Локк. – Сам я уже отмылся, а воду недавно сменили, еще горячая. Для того чтобы привести себя в подобающий вид, в Аматель нырять не придется.
В дверь каюты постучали.
Жан вопросительно посмотрел на Локка, тот кивнул.
– Входите! – крикнул Жан.
– Я знала, что вы не спите. – Шагнув в каюту, Терпение небрежно махнула рукой, и дверь захлопнулась; архидонна уселась на третий табурет и сложила руки на коленях. – Надеюсь, вы всем довольны?
– Почти, – ответил Жан и зевнул с риском вывихнуть челюсть. – Отсутствие кофе просто возмутительно.
– Потерпите еще немного, господин Таннен, к завтрашнему дню насладитесь мерзкой черной жижей в свое удовольствие.
– И что же сталось с тем бедолагой, которого вы в прошлый раз в ваши игрища втянули? – спросил Жан.
– Ну зачем же так сразу – и о делах? – ухмыльнулся Локк.
– Ничего страшного, – ответила Терпение. – Собственно, я для этого и пришла. А что именно вы имеете в виду?
– Вы ведь это каждые пять лет проделываете, через своих ставленников из числа неодаренных, так? – уточнил Жан. – Вот мне и любопытно, что впоследствии происходит с теми, кто вам пять лет назад эти услуги предоставлял. Где эти люди? Можно с ними побеседовать?
– Боитесь, что мы им груз к ногам привязали и в озере утопили?
– Что-то в этом роде.
– С некоторыми мы совершали взаимовыгодный обмен услугами, а некоторым просто платили вознаграждение. Уверяю вас, все наши ставленники, как бы с ними ни расплачивались, покидали Картен по своей воле, целыми и невредимыми.
