Нобу едва дождался, пока за провожавшей его девицей закроется дверь. Уме грациозно поднялась ему навстречу с татами, но он оборвал приветствия девушки.
— Беда, Уме!
На хорошеньком личике отобразилась тревога:
— Что случилось, господин?
— Брат арестован! — Он заговорил торопливо, перебивая сам себя. — По обвинению в государственной измене. За шпионаж в пользу Самхана. Можешь себе это представить, Такухати — и по обвинению в измене?! Это же смешно! Как, скажи мне, ну как можно в такое поверить, Уме? Это же ложь! А все виим этой девки! Я уверен, это она навела на брата службу безопасности! Меня тоже пытались арестовать, я успел скрыться в последний момент. И теперь… не знаю… — Он растерянно заморгал.
Привычный устоявшийся мир вокруг Нобу накренился и начал рушиться. Юноша ощущал почти невыносимую потребность поделиться хоть с кем-то подспудным ужасом, который ощущал. Услышать слова одобрения, а то и совет…
— Ах, какой кошмар! — воскликнула гейша и горестно заломила руки. — Проходите, господин! Вы, наверное, устали!
— Я совершенно без сил, — пробормотал Нобу, падая на татами у маленького столика. — Весь день бегал от стражи.
Это был самый долгий и тяжелый день в жизни младшего Такухати. Друзья предупредили его с утра, перед выходом в караул. Даже не успел собрать вещи и деньги, до того как броситься в бега. А потом весь день шарахался от собственной тени, блуждая по улицам города.
Казалось, все прохожие пялятся только на него. Каждый — от торговца корзинами до оборванного мальчишки-попрошайки на углу — знает, что именно Нобу — тот самый беглый Такухати, которого ищут самураи сёгуна. В трактире подавальщица смотрела так подозрительно. Всем известно, что многие трактирщики работают на службу безопасности. У Такеши Кудо было достаточно времени, чтобы разослать описание Нобу всем своим крысенышам.
Нужно было бежать из столицы. Всеми правдами и неправдами добираться до Эссо. Там — деньги, преданные люди. Дом.
Но он вспомнил, что вечером обещал заглянуть к Уме. Представил, как расстроится девчонка из-за его внезапного исчезновения. А ведь он клялся, что не бросит ее.
Поэтому Нобу пересилил страх. Дождался темноты, чтобы прийти в «квартал ив и цветов», как обычно. Стражник на входе не проявил к нему никакого интереса, и это ободрило. Но по-настоящему в безопасности юноша почувствовал себя, только когда дверь в комнату Уме закрылась за его спиной.
— Вы, наверное, голодны? Хотите чаю?
— Хочу, — пробормотал он.
Ее голос расслаблял, успокаивал. Нежные руки на его плечах, полное заботы и тревоги лицо.
— Это все она, — продолжал Нобу, отхлебывая чай с сильным привкусом каких-то трав. — Та шлюха, которую он приблизил. А я ведь предупреждал его, Уме! Я говорил, что нельзя доверять продажной девке!
— Вы были совершенно правы, господин.
— И что теперь? Что мне делать? Каково будет Хитоми? Он мог подумать о нас хоть немного?
— Ах, это так эгоистично!
Он еще говорил, быстро и взахлеб. Жаловался, негодовал, строил планы. Уме слушала и поддакивала, как всегда.
Какая она все-таки умница. И так предана ему. Не прогнала, услышав, что род Такухати в немилости. Испугалась не за себя, за него…
— Я уеду на Эссо, — пробормотал он и зевнул. Голова вдруг отяжелела, веки стали совсем неподъемными. — Ты дождешься меня?
— Конечно, господин.
— Хорошо. — Нобу снова зевнул. Такой тяжелый длинный день. Ужасно хочется спать…
Недолго… вздремнет всего полчасика… а потом…
— Господин!
Девушка нагнулась, вслушиваясь в дыхание спящего, потом потрясла его за плечо. Юноша в ответ раскатисто захрапел.
Уме подошла к окну, подняла ставень и высунулась с фонарем в руках, словно любуясь на ночное небо — темно-синее, бархатное, в проблесках крупных звезд.
Всего парой мгновений спустя в дверь без стука вошли двое давешних мужчин в неприметных серых одеждах. Первый сразу склонился над Нобу.
