девяти и шести лет от роду. Произошло это, едва мы только вселились. Пока мои драбанты под чутким руководством фон Гершова приводили жилье в маломальский порядок я, сидя на скамье, осуществлял общий контроль. В смысле грелся на солнышке, наслаждаясь последними погожими деньками и блаженно щурясь при этом.
- Дяденька дай хлебушка! - внес диссонанс в окружающую действительность тоненький детский голосок.
Мое королевское высочество величественно повернулось в сторону, откуда доносился помешавший ему наслаждаться жизнью звук. Голос принадлежал маленькой девочке одетой в не слишком чистую рубашонку и босой. Помимо рубашки ребенок отличался довольно измазанной физиономией и крайней худобой. Не знаю, откуда на меня свалился приступ чадолюбия, но я немедленно сграбастал девочку, заставил ее умыться и хотя бы сделать вид, что вымыла руки, после чего растолок в небольшой ступке сухарь размоченный в воде и накормил ее полученной тюрей. Впрочем, накормил это громко сказано, поскольку ребенок последнее время явно не излишествовал.
- Машка вот ты где! Ну-ка ступай домой, а то будет тебе ужо от матушки! - заявила девочка постарше внезапно явившаяся перед нами.
- Это кто такой строгий? - спросил я глядя на вторую девочку.
- Это моя сестра Глаша, - заявила мне сидевшая у меня на коленях Маша.
- Какое имя красивое, Глаша, - ответил я тут же, - а отчего такая красивая девочка, с таким красивым именем такая строгая?
- Матушка не велит нам с чужими разговаривать! - заявила мне Глаша чуть менее строгим голосом, поправив при этом прядь волос выбившихся из под платка.
- Тут ваша матушка, права, конечно, да только я не чужой. Я теперь тут жить стану, стало быть, мы соседи. Впрочем, ты, пожалуй, не сказывай матушке, что Маша со мной говорила. Я ведь здесь недавно живу, и матушка ваша не знает добрый я человек или худой. Так что пусть это будет нашей тайной, а пока ступайте домой, да прихватите вот это. - С этими словами я высыпал девочкам оставшиеся сухари из сумки.
Сразу надо сказать, что приручить детей неизбалованных лаской труда не составило, погладил по голове, угостил чем-то вкусным, а в голодный год все вкусное, подарил ленту для косы. Вот только в моих поисках это помочь никак не могло, а поиски тем временем определенно зашли в тупик. Казимир добросовестно перешерстил все окрестности городка, завел кучу знакомств среди местных жителей, но не нашел ни малейшей зацепки. Тати, тревожившие Устюг Железный до нашего появления тоже как в воду канули, но это обстоятельство меня скорее радовало, чем печалило.
Как то вечером, вскоре после того как Казимир вернулся из поисков, в наши ворота постучал какой-то монах. Мы как раз наблюдали как Маша и Глаша довольно урча жмурят большой медовый пряник, принесенный из города бывшим лисовчиком, когда однорукий Лука и, сняв шапку угрюмо пробурчал.
- Какой-то длинногривый пожаловал, сказывает дело у него до какого-то Корнилия, а что за дело не говорит.
- Странно, а у нас есть Корнилий? - удивился я.
- Есть один, - усмехнулся литвин, - ваше высочество, это может быть важно, позвольте мне узнать, в чем дело.
- Пойдем вместе, а то меня любопытство разобрало.
Подойдя к воротам, мы увидели довольно примечательного представителя черного духовенства в драном подряснике и босиком. Диссонансом к этой непритязательной внешности выглядела густая и ухоженная борода. Крепкая фигура черноризца в свою очередь говорила не столько о смирении и посте, сколько о недюжинной физической силе ее обладателя.
Неодобрительно глянув в мою сторону, он благословил подошедшего к нему Казимира и что-то горячо зашептал ему на ухо. Бывший лисовчик выслушав его сразу подобрался и подошел ко мне с крайне встревоженным лицом.
- Что-то случилось? - тихонько спросил я его.
- Ваше высочество, монахи заметили в лесу довольно большой отряд казаков, и решили дать знать нам.
- Казаки воровские?
- А какие сейчас еще есть?
Монашек тем временем попытался уйти, но наткнулся на скрещенные ружья моих драбантов, которым я сделал знак не отпускать пока нашего посетителя.
- Как вас зовут, честной брат, - обратился я к нему.
- Иеромонах Мелентий.
- Целый иерей? Простите ваше преподобие, вы очевидно устали с дороги и вам надо отдохнуть. Мне же необходимо узнать подробности дела, по которому вы нас навестили, так что давайте совместим приятное с полезным.
