Медведь плавно сдвинулся с места, оказался рядом. Молли положила ладонь ему на загривок, на тёплый медвежий мех, ощутила, как напряглись, свились в тугие жгуты его мускулы.
Да, она помнила, как впервые увидела их троих – Предславу Вольховну, Всеслава и Таньшу. Три могучих зверя, вырвавшиеся из глубин таинственного заснеженного леса, загадочные и неуязвимые, – а теперь…
А теперь четверо стрелков, неловко ступая, пробирались по камням, таща с собой носилки.
И на носилках она. Младшая из трёх сестёр.
За спиной Молли зашипела сквозь стиснутые зубы госпожа Старшая, выпрямляясь. Велела властно, на звучном своём имперском:
– Сюда ставьте… kasatiki.
Четверо егерей молча опустили носилки. Если их и удивил язык, на котором заговорила ведунья варваров, то виду не показали, держали марку.
Госпожа Старшая шагнула вперёд и склонилась над их страшной ношей.
И застыла.
Анея Вольховна стояла над телом сестры. Предслава замерла на носилках, накрытая белым саваном, руки сложены на груди, лицо иссиня-бледное, волосы разметались. Но и крови нет, и впрямь словно спит сестрица меньшая.
Тяжко и жутко взвыла Таньша, задирая волчью голову. Медведь склонился к телу погибшей, стал лизать руки. Молли часто- часто заморгала, бьётся со слезами девочка, молодец, не даёт распуститься себе, они ещё не победили!..
Старая чародейка неслышно позвала, не слыша, но ощущая, как пришло в движение, скользнуло сквозь холодные тёмные воды гибкое чешуйчатое тело.
Кракен понимал, что нужно сделать, он останется невидим в прибое, растечётся, распластается меж камней, укроется в пене до того момента, когда хозяйка позовёт его вторично.
Тогда за её спиной в морских волнах поднимется лес шевелящихся щупалец. У неё, Анеи, будет несколько мгновений, пока егеря не начнут стрелять.
Она смотрела на неподвижное лицо Предславы и заставляла себя думать только о том, как вывести отсюда остальных. Думала только об этом, не давая скорби и ярости овладеть собой, когда вдруг ощутила знакомое уже столько долгих-предолгих лет холодное присутствие чужого сознания рядом.
Анея Вольховна негромко выдохнула, склоняя голову и зажмуриваясь. Великий Кракен, Зверь Глубин, глядел на неё сейчас глазами её собственного ездового страшилища. Он знал, что она сейчас ему кланяется.
И он отправил – глядеть глазами, слушать ушами одного из своих отпрысков, «молодого», хотя почти самого старшего в северных морях.
Хотел, видать, сам во всём убедиться.
Пора, пора уходить. Далека твоя дорога, Анея, срок малый, а дел – невпроворот. И так сил ушло на всю эту битву – половина оставшейся жизни, если не более.
Принёсшие Предславу егеря осторожно отходили. Едва ли они так уж сильно боялись – не робкого десятка оказался народ на острове, – но и на рожон лезть не хотели.
Прощай, Предслава-Предславушка…
– Ну, убедились? – нетерпеливо сказал Бедфорд. Смелый, он шагнул ещё ближе. Одна рука, раненая, всё ещё слушалась плохо, но герцога это не смущало. – Можете забирать вашу мёртвую. Я знаю, погребальные обряды для вас очень важны, для этого вашего «посмертия» или чего-то ещё, неважно. Забирайте и уходите! Вы все. Джонатан, против вас у меня и у остальных ничего нет, вы искренне старались принести пользу Короне, как вам казалось наиболее правильным. Никто вас ни в чём не упрекнёт. Прошу только помнить, что настанет день, когда и вам придётся сесть в то самое кресло. – Последнюю фразу Бедфорд проговорил, со значением понижая голос.
Лорд, которого названая внучка притащила с собой, нервно задвигался, ему было явно не по себе.
– Ступай, ступай ко своим, golubchik, – как могла мирно сказала Анея Вольховна, борясь с комком в горле. – Молли тебя из-под земли вывела, значит, не враг ты ей. Ступай да подумай хорошенько надо всем, что увидел…
Молли словно вышла из ступора, услыхав своё имя. Почти рухнула на колени рядом с Волкой, робко протянула руку, коснулась недвижной щеки Предславы, провела, словно не веря собственным глазам.
Анея зажмурилась на миг. Слишком больно. И нет, эту девочку она обязана вытащить.