Великий Один отплыл от Толленза в жаркий полдень, а возле Сарвожа, спустя считаные минуты, причалил уже ближе к вечеру. Едва он ступил на берег – лодка вдруг съежилась в размерах до небольшой щепочки. Молодой человек удивился и торопливо подхватил ее – еще унесет, чего доброго. Спрятал в поясную сумку, поднялся по берегу, вошел в ворота крепости.
С момента его отъезда город изменился не сильно. Славяне заметно обжили возведенные вдоль реки стены. Судя по волоконным оконцам, одна из стен теперь была жилой. Значит, местным обитателям стало просторнее и комфортнее. Пора детишек новых рожать и дальше расширяться. Но загоны для свиней остались на месте, навес для лосей на месте, даже стог сена – и тот возвышался там же, где и в прошлый раз.
– Великий Один, великий Один вернулся! – заметался по селению радостный шепоток.
В дружбе сарвожцев Викентий ничуть не сомневался. Ведь это он, бог войны, защитил селение от набега оборотней, это он выстроил в крепости две стены из трех. И он возвел единственное угловое укрепление. А потомки славного народа никогда не были замечены в черной неблагодарности.
– Один, Один… – В возвышающейся над мысом одинокой башне распахнулась дверца, через двор промчалась голубоглазая девушка в легком замшевом платье с нитяной вышивкой и с разбега повисла у бога войны на шее, осыпая лицо поцелуями. – Мой бог!!! Мой любимый бог! Ты вернулся!
Викентий подхватил ее на руки, крутанулся и понес в личные покои избранницы Одина.
Здесь тоже ничего не изменилось. Выстеленный старыми шкурами пол, большая, с толстыми стенками, глиняная печь в углу, постель из мягкого свежего сена. Кошма на стенах.
Кошму, кстати, он не помнил…
– Мой бог, ты вернулся! Ты останешься со мной? – продолжала целовать его лицо Уряда.
– Останусь… Но ненадолго, – признался гость. – А что такое с печью? Смотрю, совсем запыленная стоит, паутина в топке.
– Прости, мой бог, – виновато понурила голову девушка. – Дрова… Но я уж так, под шкурами. В мехах тепло.
– Вот, черт! Дрова! – нахмурился великий Один.
Его не было здесь почти полтора года. Само собой, все сделанные им запасы топлива для маленькой личной печурки закончились, а девице-красавице своими изящными тонкими ручками много не заготовить. Ей разве только хворост по силам собирать. Но откуда хворост в лесу возле большого селения?
– Мне и помогли бы люди с радостью, – похвалила жителей Сарвожа Уряда, – да токмо их поленья в мой очаг не влезают.
Это тоже было правдой. Для общего очага дрова рубились чурбаками в рост человека длиной. Оно и легче – меньше топором махать, – и горят толстые чурки дольше, и углей от них больше…
– Ничего, мы это поправим, – пообещал, поднимаясь, бог войны. – Четыре дня у меня есть, поленницу тебе наберу.
– Не уходи, любый! – испугалась Уряда. – Ну его, очаг этот. Со мной лучше останься…
Она мягко, ненавязчиво, повалила его на спину, продолжая целовать шею, щеки, скользнула ладонью под ворот куртки.
– И правда, поздно уже, – согласился великий Один и сорвал с себя одежду.
Все едино порчена, под замену. Чего ее жалеть?
Ночь была долгой и сладкой. А утром, переодевшись в один из сшитых Урядой за минувшие месяцы меховых костюмов, бог войны, оставив свой боевой молот в руках любимой, вышел во двор и громко спросил:
– Эй, славяне! Пяток топоров у вас найдется? И это… Не подсобите на халтурке заслуженному лесорубу, дети славного народа?
– Слава Одину!!! – восторженно отозвались мужчины. – Всегда с тобой, великий!
Работать с Викентием местным селянам нравилось. Ведь он был богом и силой заметно превосходил любого матерого лося. К тому же его не требовалось впрягать, навьючивать, не надо им управлять. А когда великий рубил деревья – щепы на десятки шагов во все стороны летели. Только успевай лезвия железных топоров, смятые тяжелыми ударами, править.
Долгожданный гость валил старые, двух-трехохватные березы, разделывал на три-четыре куска и относил в крепость. Целовал счастливую Уряду, выпивал из ее рук ковш ледяной воды – и снова уходил в чащу. А когда солнце начинало катиться к закату – уже во дворе кромсал стволы на чурбаки для очагов. Сарвожцы едва успевали калабахи оттаскивать да топоры могучему работнику на острые менять.
Трудился великий Один как бы на общее дело – но поленница у башни его красавицы стремительно росла. Туда шли порубленные на куски ветки – тяжелые, в руку толщиной, и щепа, каковая у бога тоже получалась в два-три кулака размером. Когда
