Два слова, произнесенные аборигеном, словно перещелкнули что-то в ее мозгу – и все тайны, все секреты, все загадки и странности будущего, настоящего и прошлого разом встали в ее разуме на свои места.
Неприкаянные души – вот кем она повелевала в своем далеком будущем! Люди двадцать первого века слишком заняты вопросами жизни, чтобы заботиться о проблемах смерти, и умирая – становятся ими, неприкаянными душами, доступными для развлечения любой ведьме.
Само собой, даже в будущем имелось изрядное число смертных, каковые следовали своей вере, возносились на небо, уходили к свету, перерождались или делали что-то еще – но многие и многие тысячи душ оставались в непонятках между небом и землей. И именно их присутствие Валентина воспринимала как должное.
Поэтому она не нашла в этом мире ни единой доступной сущности – ведь здешние богини смерти тщательно собирали своих покойников, оберегая их потусторонний покой!
Что там говорила Света после размолвки Валентины с Марой?
«В конечном итоге все решают не боги! Выбор делают смертные!»
Выбор делают смертные. Покидая сей мир, они либо призывают Мару с ее чашей, либо уходят к Табити с ее ковчегом, либо растворяются в чащобах, как лесовики. И если они, смертные, захотят – то с таким же правом могут призвать в посмертные проводники и ее, Валентину. И тогда она станет настоящей, самой настоящей богиней смерти, ничем не отличимой от самовлюбленной Морены!
Ведьма сглотнула. Она поняла, что в ее судьбе настал тот самый миг, когда пора делать выбор. Ставить на кон свое будущее, свою жизнь и честь, ставить все! Решиться – и победить.
Или сгинуть.
Сейчас она любовница бога войны. Не велико звание – но оно есть. Путь к приключениям, известности, свое местечко в жизни, каковое можно утоптать и улучшить.
Назовется богиней – пути назад не будет.
Один промах – и обманувшую надежды самозванку задавят, размажут с грязью, уничтожат, никакое бессмертие не спасет. И даже в памяти людской не останется ничего, кроме несмываемого позора.
Так кто она? Верная спутница великого Одина или богиня сама по себе?
Еще миг – и время выбора уйдет!
– Верно рыжебородый говорит, – все еще кивали согласные со сварожичем скифы. – Великая праматерь собирает наши души и сберегает в священном ковчеге, дабы вернуть нас к жизни, когда настанет счастливый век всеобщей сытости и здоровья! Коли отречемся от нее, кто сохранит нас и обережет? Кто возродит к новой судьбе!
– Вот как раз это совсем не проблема, – внезапно прозвучал тихий женский голос из сумрака за костром, и в танцующий свет пламени ступила стройная юная дева с короткими темными волосами, едва достающими до плеч. – Я могу собирать души. Я умею, мне это совсем не сложно.
Девушка не спеша прошла между скифскими и славянскими воинами, встала за спиной бога войны:
– И даже больше, мальчики. Я могу создать для вас свой собственный, особый загробный мир. Не рай, не ад; не Золотой мир, не ковчег, а совершенно иной. В точности такой, каков вы сами захотите и попросите.
Валентина обняла Викентия сзади, поставила подбородок ему на плечо, улыбнулась и стрельнула глазами по сторонам:
– Так что скажете, мальчики? Повеселимся?
– А это еще кто? – даже среди славян возникло недоумение. – Что она может?
– Слушайте меня все! – поднял ладонь Викентий. – Год назад троянов кречет принес в будущее заклятие Велеса, которое выбрало лучших из лучших богов нашего времени, и переместил нас сюда. Я есмь лучший из богов войны! И попробуйте сказать, что это не так! Сия дева есть богиня смерти. И если заклятие выбрало ее, значит, она лучшая из лучших!
Валентина отдала Вику должное – соображал он быстро. Однако речь ее товарища не вызвала среди воинов особого отклика. И это означало, что для девушки пришло время становиться самостоятельной богиней.
– Кто из вас считает себя лучшим воином, смертные? – вышла из-за спины великого Одина Валя. – Достойным наказать меня за самозванство?
– Ну я! – поднялся от дальнего костра скиф ростом на полторы головы выше девушки, с кучерявой русой бородкой, заплетенной с левой стороны в три косички, и длинными волосами, собранными на затылке в пучок. В свете костра его глаза отливали кровавым блеском, нос косил немного в сторону, рассказывая о перенесенном когда-то переломе, губы сально отсвечивали.
