«карающего», а о новой жизни, которая должна была появиться на свет…
Как ни странно, принесший все необходимое, а потом оставшийся в комнате, вопреки всем обычаям, воин скорее помогал мне, чем мешал. Он не лез под руку с ненужными вопросами или требованиями, но его сердитые замечания хоть и ненадолго, но все же приводили паникующую роженицу в чувство. Ну а когда Мирта отказалась пить отвар, «карающий» просто взял у меня чашу и, сделав из нее изрядный глоток, подал питье жене… На такое действие Мирте возразить было уже нечего, а я неожиданно почувствовала к грубоватому воину приязнь за неожиданную помощь…
Еще через час, когда силы как у меня, так и у роженицы были уже на исходе, Малика вняла моим безмолвным молитвам. Отчаянный крик Мирты хлестнул по ушам, но головка малыша уже показалась на свет.
Дальше уже все было просто – подхватить, принять, очистить рот и нос от слизи…
Кроха немедля ответила на такое вмешательство уверенным писком, и я вздохнула свободнее – легкие у девочки раскрылись, а с остальным справлюсь. Благо колдовство при мне, и я свободно могу передать малютке немного своих жизненных сил для крепости и здоровья…
После того как новорожденная подала голос, и Мирта, и ее муж как-то притихли, так что все остальное я проделывала в оглушительной тишине. Перевязывала пуповину, омывала и пеленала малютку, занималась роженицей…
Шепот Мирты раздался неожиданно, а тон ее голоса разительно отличался от того, что стал мне привычен за эти несколько часов:
– Моя кроха… Дай мне ее, пожалуйста… – Из интонаций амэнки совершенно исчезли противные, визгливые ноты, да и лицо ее заметно преобразилось. Искажающая его гримаса страха канула в небытие, сменившись щемящей сердце нежной радостью, и я, положив на грудь Мирты новорожденную, поймала себя на том, что отвечаю молодой матери слабой улыбкой…
Еще раз убедившись, что с матерью и малышкой все в порядке, я, выведя из комнаты роженицы «карающего», рассказала ему, какой уход понадобится в ближайшее время Мирте и ее крохе, а также чего им следует опасаться, и лишь после этого отправилась к себе в комнату – усталость навалилась на плечи тяжким грузом, и теперь я хотела лишь одного – спать.
Я уснула, едва моя голова коснулась подушки, а когда вновь раскрыла глаза, солнце уже перевалило за полдень. Несколько минут, не вставая с кровати, я просто наблюдала за игрою солнечных бликов на дощатом полу – сон восстановил мои силы, но на душе было так светло и спокойно, что мне не хотелось нарушить это состояние любым неосторожным движением.
Пожалуй, подобного умиротворения я не ощущала с того самого дня, как потеряла Мали, а теперь у меня словно вытащили из- под сердца острый шип, и старая рана наконец-то смогла зарубцеваться, и причиной этому, как ни странно, была встреча с «карающим» и его женой. Помогая Мирте, я одновременно помогла и себе…
Размышляя о минувшей ночи, я встала, умылась и привела себя в порядок, но едва успела заплести косу, как в дверь моей комнаты постучали. Слегка досадуя на то, что мое уединение было нарушено, я открыла дверь и увидела своего вчерашнего знакомца «карающего», у которого так и не удосужилась спросить имя.
В первое мгновение я испугалась, подумав, что что-то неладно с роженицей и её дочкой, но тут же признала свой страх несостоятельным, увидев на лице новоявленного отца широкую улыбку. «Карающий» же, словно угадав мои мысли, слегка качнул головой:
– С Миртой все хорошо… Настолько хорошо, что она уже с утра едва мне плешь не проела, требуя, чтобы я принес извинения служительнице Малики за нашу с нею грубость. У моей жены на самом деле покладистый и добрый характер, и то, что было вчера, ей обычно не свойственно.
– Охотно верю. – Приняв извинение, я решила, что визит «карающего» на этом и закончится, но он, попросив дозволения войти, устроился у окна и сказал уже совершенно иным тоном:
– По правде сказать, у Мирты есть повод опасаться крейговцев. Так уж вышло, что она в детстве видела бунты в провинциях и с тех пор ничего не забыла…
Замечание воина, казалось, содержало упрек моим землякам и поколебало едва установившийся в моей душе покой. Возможно, поэтому я и не смогла сдержаться, заметив чуть более резко, чем следовало:
– Я её понимаю, «карающий»… Ведь мой город в свое время захватили амэнцы…
После этих слов в комнате воцарилась неловкая тишина, но потом воин, тряхнув головой, заметил:
– Даже если и так, ты, служительница, оказалась мудрее и меня, и Мирты, оставив свои предубеждения за порогом. А потому прими мое уважение вкупе с этим небольшим пожертвованием.
«Карающий», сняв с пояса кошель, уже был готов положить передо мною деньги, но я остановила его движение, заметив:
