Веки мужчины задрожали, словно крылья умирающего на свече мотылька. Сава открыл глаза, невидяще уставившись в темноту. Пошевелил пальцами на руках, вроде все цело. После этого он попытался приподнять налитую свинцом голову. Мгновенно вспыхнула боль, вспарывая мозг, словно консервным ножом, и беглый зэк издал протяжный стон.
Пахло перегаром, остатками консервов и немытыми телами. Наверху, завывая, шумел ветер, шелестя листвой.
Наконец Саве удалось подтащить свое тело к стенке землянки, и он, помогая себе ногами, сел. Покрутил головой. Единственный источник света – тусклый фонарь, лежащий возле ног Зажима, луч которого был направлен в сторону выхода. Вероятно, его попросту забыли выключить.
И тут Сава все вспомнил.
Все, начиная с того момента, как автозак перевернулся, вплоть до того, как Зажим начал избивать его. По телу ужом заскользила судорога, и он скрипнул зубами. А он-то считал все происходящее сном!
«Они изнасиловали ее».
Эта мысль выплыла на поверхность сознания, словно крошечный пузырек воздуха, и Сава медленно повернул голову, выискивая несчастную женщину. Однако все, что ему удалось разглядеть, – неясные силуэты лежащих вповалку тел. Кто-то храпел, один из зэков постоянно вертелся, что-то бессвязно бормоча во сне, но ее не было видно.
Закряхтев, Сава потянулся к фонарю.
– Мы помчимся… в заоблачную даль[16], – внезапно услышал он хриплый шепот позади себя и чуть не подскочил от неожиданности.
– Мимо… гаснущих звезд… На небосклоне…
Голос затрепетал, и Сава почувствовал, как его сердце подскочило куда-то вверх.
Это она.
Что они с ней сделали?!
– Эй, – тихо позвал он.
Женщина не отозвалась. Вздохнув, она продолжила все тем же монотонно-хрипловатым голосом:
– К нам неслышно… опустится звезда.
Речь давалась ей с трудом, словно каждое слово было плотным комком, облепленным стеклянной крошкой. Сава протянул руку, пальцы коснулись корпуса фонаря. Он был прохладным.
– И ромашкой…
Она вздохнула и издала короткий смешок:
– …останется в ладони…
Стиснув в руке фонарь, Сава посветил на спящих.
Вот Ходжа, укрывшийся ветхим одеялом, нервно вздрагивающий при каждом вздохе. Зажим спал на спине, разбросав в стороны свои громадные руки, и громко храпел. Ярко-желтый луч остановился на третьем уголовнике, и рука Савы дрогнула, едва не выронив фонарь.
Нос не лежал, а сидел, прислонившись спиной к стене землянки, и, ухмыляясь, смотрел прямо на него. Его глаза были полуприкрыты, из-под бледных век мерцали холодные монетки. Губы и подбородок уголовника были вымазаны темно-красным. Саве почему-то совершенно не хотелось знать о происхождении этих пятен, хотя и дураку было ясно, что это запекшаяся кровь.
Нос дышал ровно и размеренно, и лишь спустя пару секунд до оторопевшего Савы дошло, что зэк спит с открытыми глазами.
«Кровь. У него на губах кровь».
Эти слова застучали у него в висках тяжеленным молотом, причиняя новую боль.
– Что… ты сделал? – с трудом выплевывая слова, проговорил Сава.
Нос хранил молчание.
Медленно, как в замедленной съемке, Сава повернулся на звук женского голоса. Дрожащий и подпрыгивающий луч фонаря наконец сфокусировался на очертаниях тела уголовницы.
Она все еще была голой, и в горле Савы застрял комок. Он пополз к несчастной, молясь про себя.
– Облака… – снова забормотала женщина, раздвинув ноги. – Белогривые… лошадки…
– Эй, – шепотом позвал Сава. Вздохнув, он направил луч в лицо женщины и едва не закричал.
