головами? Делает из них тсансы?[20]
– Ты хочешь услышать мою исповедь? – вскинул голову Сава.
– Ладно, хватит.
– Хватит? Ни черта не понимаешь, Дикий.
– Все я понимаю, – возразил егерь. – Все пройдет, время лечит. Как душу, так и плоть. Ну, изнасиловали твою Олесю. Но это же тело. Ее тело, как и душа, принадлежит ей. Ну и в какой-то степени тебе. Вы ведь любите друг друга. Усвой, что даже если на твоей машине кто-то поездил, от этого она не перестает быть твоей машиной.
– Охрененная логика, – вспыхнул Сава. – Может, и тебе одолжить прокатиться, а?
– Перестань, я же образно. В общем, не гунди и хватит переживать насчет ваших шрамов. Их почти не будет видно. Вот только на щеке у Олеси останется рубец. Но я уже ничего не мог поделать, просто так рану не зашить. Там у нее сквозное отверстие. Но ничего, заживет. И нос тебе тоже приделать можно.
«Может, и можно. Только как насчет шрамов, которые внутри? И как насчет того, что Олесю изнасиловали?!» – хотел закричать Сава, но в последний миг остановился. Он взял со стола бутафорские очки с малиновым носом и надел их.
Дикий покосился на приятеля.
– А что, вполне себе, – хихикнул он. – Ты похож на спившегося Чапаева. Еще папаху и саблю.
Сава снял очки и, покрутив их, положил обратно на стол.
Насытившись, Дикий откинулся на спинку колченогого стула и задумчиво произнес:
– Я часто вспоминаю нашу первую встречу. Понесло меня сдуру в Подмосковье! Приятели охотники пригласили. Да вот только малость перебрали мы с бухлом, и я заблудился. Вышел из леса, вижу, в поле домик одинокий. Думал зайти, узнать, где хоть нахожусь, или воды на крайняк попить. А дальше…
Дикий засмеялся.
– А дальше как в сказке про Бабу-ягу. Сначала меня оглушили. Прихожу в себя и понимаю, что лежу на столе. Надо мной ты с пилой. А Олеся уже воду кипятила для варки тсансы… В общем, меня спасло мое красноречие… Еще бы чуть-чуть, и моя башка пополнила бы твою коллекцию. Только в засушенном и уменьшенном виде.
Егерь снял кепку, в которой сидел все это время, обнажив гладко выбритый череп, и, словно убеждаясь, что все на месте, на всякий случай пощупал голову.
Сава развел руки в стороны.
– Се ля ви. Считай этот день вторым днем рождения. Тебе повезло.
– И я о том же, – с довольным видом закивал Дикий. – Это просто чудо, когда я смог тебя переубедить, и ты понял, что я собой представляю. Эх… было время! Ну и в конце концов. Мы с тобой почти коллеги!
Егерь сцепил руки за затылком, глядя куда-то в потолок.
– Да, кстати. Ты вроде говорил, что вы ждали ребенка?
– Ждали, – сухо отозвался Сава. – Родился мальчик, Гена. С врожденным пороком сердца. Он умер через восемь месяцев. Олеся… Она очень переживала. Мы…
– Ладно, оставим тему, – торопливо сказал Дикий, видя, как у Савы предательски дрогнул голос. – А вот мне с женщинами вообще не везет. За всю свою жизнь мне нравилась только одна. Но и она исчезла.
Дикий кашлянул, словно желая потянуть время. – Есть у меня кое-какие подозрения… Ну да ладно. Это совершенно другая история.
Он оторвался от стула, положив крупные руки со сбитыми костяшками на стол.
– Судьба специально столкнула нас. Чтобы мы помогли друг другу, сечешь?
– Безусловно.
Помедлив, Сава спросил спокойным голосом:
– Ответить мне на один вопрос, Дикий.
Егерь нахохлился:
– Чего еще?
– Где они?
– Они? Ах, ты об этих… Где обычно. Пока ты дрых после того, как я зашил твой шнобель, я сделал им по уколу. Потом провел санобработку, и они ждут своего часа.
– Санобработку? – переспросил Сава, и Дикий кивнул.
