пахнущей одежды.
– Ты же говорил, что все понял, – сказал он.
Сава открыл рот и тут же его закрыл.
Говорить, в общем-то, было нечего. Сейчас его или пристрелят, или отвезут в полицию. Что, в общем-то, в его положении одно и то же.
– Кто поверит, что беглый урка нашел в лесу пластырь? – спросил капитан, швыряя одежду к ногам Савы.
Тот вздрогнул, узнав эти брюки и рваную куртку, покрытую засохшей кровью. То самое тряпье, в котором он ехал на суд, трясясь в автозаке тем далеким утром. А Дикий уверял, будто сжег тюремную робу…
– Поторапливайся, – приказал капитан, и Сава, морщась, принялся осторожно отклеивать пластырь.
– Ясно. Вы задерживаете опасного преступника. Вам медаль, а меня обратно в тюрьму, – с трудом выговаривая слова, произнес он и бросил отклеенный пластырь в траву. Вечерний ветерок холодил едва затянувшийся хрящ. – Так?
Капитан жестко улыбнулся:
– Почти что так. Мне не только медаль, но и повышение. А тебя в морг, старик. Слишком много ты видел. Поэтому мне пришлось тебя грохнуть. Так сказать, при оказании сопротивления. Ты же особо опасный преступник.
По виску Савы скатилась капелька пота.
– Для чего это? Дикий сказал, что…
– Дикий заплатил выкуп. В виде тебя, – с усмешкой сказал капитан. – И я закрываю глаза на его художества. Так что все довольны.
– Послушайте…
– Переодевайся! – внезапно гаркнул оперативник, расстегивая кобуру.
Сава прикусил язык и взглянул на сваленное в кучу тряпье, источавшее кисловато-прелый запах. Он отдал бы все на свете, чтобы снова не облачаться в эти вонючие тряпки, напоминавшие ему о днях, проведенных на зоне.
– Переодевайся. Или я отстрелю тебе ухо, – пригрозил капитан. – Для начала.
«Нос… ухо… – словно в прострации думал Сава. – Похоже, это никогда не закончится».
– Господи, как же вы надоели, – пробормотал он чуть слышно.
– Чего бубнишь? – насторожился капитан.
Сава поднял голову:
– Я говорю, что вы очень смешной. Это не вы меня обманули. Это Дикий и я вас нае…ли.
Глаза оперативника расширились.
– Не дури мне голову, – хмуро сказал он.
Сава засмеялся.
– Он вытащил у вас магазин, – заговорщически произнес он, слегка подавшись вперед. – Пока вы болтали и строили планы насчет меня. Он сам мне сказал. Так что ваш пистолет пустой.
Капитан несколько секунд безмолвно смотрел на беглого зэка, затем вытащил из кобуры «ПМ».
И в этот момент Сава прыгнул на него.
Оказавшись на улице, Дикий задрал голову. Подгоняемые ветром облака стремительно плыли по вечернему небу. Обнажился месяц – изящный тоненький серп, окруженный серебристо-прохладным свечением.
«Пора отдохнуть».
Он посмотрел на свои руки. Они были в крови по самые локти, и в сумерках казалось, что его кисти обтянуты перчатками из черного латекса. Правда, попахивали эти перчатки вовсе не резиной, а бойней.
Егерь растопырил пальцы, приблизив их к лицу.
– Жизнь… Вот она, жизнь, – благоговейно проговорил он, внимательно рассматривая каждый палец. – Сначала ярко-красная, горячая, бурлящая… Потом липко-теплая. Затем холодная, густеющая. И наконец… черная, растрескавшаяся… Как земля в засуху…
Опустив руки, Дикий побрел в дом.
Новость, сообщенная братом, в буквальном смысле вышибла его из седла. И хотя где-то на уровне подсознания он ожидал нечто подобное от Носа, но то, что он сам лично причастен… причастен к…
Егерь почувствовал, как его желудок выворачивается наизнанку, вместе с картошкой и салом, которым он наспех перекусил,