слова.
«Все. Почти готова», – уныло подумал Зажим. Глядя на умирающую, зэк почему-то подумал о красивом цветке, который случайно раздавил пробегавший мимо мальчишка. Ее голова напоминала бутон этого самого сломанного цветка.
Зажим был поражен собственным мыслям.
Это он-то, матерый вор, почти не вылезающий из-за решетки?! Думает о такой сопливой хренотени?!!
«Мне просто жаль бабу», – подумал он, будто бы желая оправдаться перед собой за собственные размышления.
Кряхтя, он посмотрел налево и чуть не вскрикнул, увидев залитую кровью физиономию Носа. Он выглядел спящим, если бы не его глаза, которые смотрели прямо на Зажима, и смотрели с тупым ожесточением.
– Ты спишь, Нос? – спросил он. – Спишь?
Нос молчал.
– Если ты спишь, гребаный маньяк, то хватит на меня пялиться! – крикнул Зажим. – Ну?! Закрой свои глаза, мразота! Закрой!!
Нос не шелохнулся, продолжая холодно взирать на беснующегося уголовника.
– Слыши-и-и-ишь, – вдруг прошипело где-то совсем рядом, и Зажим тут же заткнулся, с испугом оглядываясь.
На него, подслеповато щурясь и моргая, уставилось изможденное лицо Доктора. Блеклое пятно, как привидение, с рваными дырами вместо глаз.
«Бьют земной ему поклон. Поклон», – пронеслись в памяти Зажима истеричные вопли воровского авторитета.
– Ты – Зажим? – спросил Доктор. Голос звучал разбито и надреснуто, будто по асфальту волочили старый дырявый помойный бак, из которого весь мусор высыпался наружу.
– Да. Это я. Доктор, а ты… ты в норме? – нерешительно спросил Зажим. Он боялся признаться самому себе, но похоже, что у известного вора наступил небольшой проблеск сознания. Интересно, надолго ли?
Полы несуразного головного убора Доктора шевельнулись, словно крылья ската.
– В норме? Нет, – свистящим шепотом ответил тот. – Ухожу я, Зажим. Чую, как тело холодеет. Да и нет уже… моего тела. Скисло там все. Сгнило…
– Сколько ты здесь?
«Боровик» снова качнул своей карикатурной шляпкой.
– Я не помню. Но иногда я думаю… я думаю, что я тут родился. Родился, вырос и состарился.
Он хихикнул:
– И здесь я созрел. Зажим. Ты тоже, кхех… – Доктор закашлялся, – ты тоже созреешь, братуха. Иногда… я думаю, что внутри меня… пять или шесть тварей, и каждая из них… рулит моим телом и мозгами… как хочет. Этот псих, грибник… он убивает нас. Медленно-медленно… И не столько тело, Зажим. Он убивает наш мозг. Разум и душу. Высасывает, как… как проклятый вампир. Капля за каплей.
Зажим не знал, что ответить, и угрюмо молчал.
– А когда сил не остается… и глаза слипаются… он тычет багром… он будит… он хочет слушать… слушать… и ты исповедуешься перед ним… Зажим, ты знаешь, что случается с человеком… когда ему не дают спать… пять дней?
– Зачем ты написал мне маляву? – спросил Зажим. – Что ждешь меня здесь? Ты подставил всех нас. Знаешь, что за такое полагается?
Доктор с усилием приподнял трясущуюся голову и несколько секунд с недоумением вглядывался в лицо зэка. Потом в его слепнущих глазах скользнула тень понимания:
– Трудно… кхех! Трудно было не написать… когда у тебя в ухе… сверло… и когда… на тебя справляют нужду… и он обещал, что будет еще хуже…
Зажим сплюнул. Полноценного плевка не вышло, и вязко-горький комок слюны повис на заросшем щетиной подбородке.
– Желаю вам всем, – шелестел Доктор, – желаю легкого созревания… пусть… пусть вы ничего не почувствуете, пацаны… Поверь мне… Здесь это многого стоит.
Он поднял голову. На этот раз криминальный авторитет держал ее ровно, без вздрагиваний, и его глаза были ясные, словно безоблачное небо.
– Понимаешь, Зажим?
– Я…
– Уйти отсюда нельзя. Так хоть умрите как настоящие пацаны. Не дайте этому упырю насладиться вашей смертью.
