Алиса пела, не замечая, как замер Алан, весь превратившись в слух.
– Я знаю эту песню, – сказал он, и все волшебство мигом исчезло.
Алиса закрепила косы последней травинкой и встала.
– Ее пела мне мама… А потом я услышала ее во сне уже на пути сюда.
– Это я послал тот сон, – признался Алан, не оборачиваясь. – Мне хотелось поддержать твои силы… Прости, если я не должен был.
– Нет, отчего же. – Крылатая смотрела на сидящего рядом юношу, и он казался ей сейчас не могущественным Божеством, а смущенным мальчишкой. – Он придал мне сил тогда. Спасибо.
Этот странный разговор, волосы Алана, что она заплела на привычный манер, его спина в широкой рубахе, этот лес с запахами трав – все казалось ей неуместным и несвоевременным.
– Скажи мне, что теперь делать дальше? – наконец решилась спросить Алиса. – Я нашла тебя, я прилетела к оазису, я знаю дорогу сюда, и мне нужно возвращаться в Город. Но ты… – Девушка сбилась, но заставила себя продолжить: – Ты просил меня не уходить. И что же нам делать дальше? Как мы можем спасти живущих? Как понять, почему Огонь пришел сюда много десятков лет назад? Как вернуть жизнь в эти земли? Что нужно сделать, чтобы это произошло?
Алан продолжал сидеть к ней спиной, сжимая траву под собой узкими ладонями.
– Я не знаю, – не оборачиваясь, ответил он безжизненным голосом.
Злобно сопя, воин всматривался в линию горизонта. Позади поредевшего отряда варваров остались скалистые гребни и дни пути по раскаленной пустыне.
Мерзкие пленники задушили Груха, пролили его кровь и сумели сбежать безнаказанными. Память об этом заставляла воина рычать, отплевываясь, и бить себя в расписную грудь. Отряд совсем потерял былую силу. Пришлось напоить луну кровью самых слабых, чтобы продолжить путь. Когда багровая река оросила песок, когда последние хрипы вырвались из разорванных глоток собратьев, отряд точно знал, куда им идти.
Грязные богохульники сбежали, прихватив все отобранное у них. Все, кроме клочка тонкой ткани, на котором неверной рукой был начертан путь. Окропляя себя кровью мертвого собрата, воин понял, куда может вести эта дорога через скалы. Мерзкое дерево – вот что скрывалось там.
На следующее утро, хмельной от налитой силы, варвар повел отряд, поглядывая на пометки на карте, пусть и совсем не понимая их, – но отчего-то уверенность в истинности дороги наполняла все его естество. Гадкое дерево с богохульниками прячется там, а значит, клочок ткани был дарован отряду луной, чтобы грязная кровь пролилась на песок.
И она прольется.
Глава 18
Томас знал, что девочка провожает его взглядом.
«Глупая, как все женщины, – кипел он негодованием. – Придумала себе великую цель! Нет никакой цели, кроме как долететь до Города, вцепиться зубами в шею мерзкого старика, выдирая из него кровавые клочья, а потом сдохнуть в какой-нибудь яме. Вот мои планы, цели и великая миссия. Падальщик ее подери, и ее, и Правителя, и пустыню эту в пекло, и крылья, и меня самого!»
Томас не мог успокоиться, то набирая высоту, то опускаясь и летя над вершинами песчаных холмов, он силился отвлечься от мучающих его мыслей, но тщетно. Большие наполненные слезами глаза девчонки не давали ему покоя. Да, она сглупила, восторженно веруя в великую цель, но кто бы не поверил в двадцать лет, ощущая дурманящий зов Священного Дерева?
– Как ты бы сам поступил в свои двадцать, старый болван? – сквозь зубы шипел Томас, устремляясь вниз. – Ты бы поверил в существование Божества? Ты бы поверил в свою избранность? О, ты бы поверил. Ты и поверил, Падальщик тебя дери…
После выступления на площади Томас проводил день за днем у кровати жены. Она медленно угасала, держась лишь благодаря заботам старой Феты, которая готовила все новые отвары, обдавала терпким паром целебных трав, согревала ей грудь компрессами, остужала раскаленный лоб, не переставая тихо молиться.
Наблюдая за тем, как осторожно Фета толчет с золой очередной пучок тонких травинок, заливает кипятком и дает настояться, Томас все явственнее ощущал удавку на своей шее.
Увидев в его глазах зарождающуюся панику, старая Фета, поправляя подушку под растрепанной головой Анабель, вдруг схватила его за локоть и отвела к окну.
– Что, соколик, узнал, откуда травки? Молодец, – шамкая беззубым ртом, говорила она, смотря на улицу. – Ты теперь старику
