Потеря лучшего друга, с которым они прошли плечом к плечу через многое, тяжело далась Кауму. Лишь благодаря общему делу он не позволил себе сникнуть или впасть в уныние. Дела шли и требовали непременного к себе внимания.
Холкун взял себе в друзья другого торговца, но дело не заладилось. Эту разлаженность он и преодолевал, сидя за столом у окна третьего этажа в старинном купеческом доме, доставшимся ему так неожиданно.
Дом был большой, трехэтажный. Он стоил тех денег, которые Каум выручил от продажи своей доли в лавках. На первом этаже и в подвале, в маленьких клетушках ютились шесть семей пасмасов и холкунов, которые приехали из Заполья или других ларгов. Они снимали жилье, платя неплохие деньги.
Став рантье, Каум задумался над сменой профессии. Сдача клетушек в аренду приносила хорошую прибыль, и он вознамерился прикупить еще один дом, стоящий на другом конце той же улицы. Жаль, что денег на покупку не хватало. Почти половины.
Все настойчивее ему в сознание стучалась мысль, что все теперешние дела не стоят его внимания. Слишком опасно стало на трактах. Саарары грозят войной Холкунии, а Комт Верный поддерживает саараров. Нет, слишком опасно!
Деньги, которые у него были, Каум вложил в два предприятия своих друзей, но они приносили все меньше и меньше прибыли. «Страшимся мы дальше идти», – говаривали ему друзья.
Везде и всюду торговое дело умирало. Везде и всюду царило уныние. Конублы разорялись один за другим. И каждый из них, видя отчаяние на лице друга, которого городская стража препровождала в долговую тюрьму, – каждый знал, что, может быть, завтра он станет следующим.
Каум не впадал в отчаяние. Клетушки на первом этаже и в подвале не дадут ему умереть с голоду, но в прошедший год он женился и Айлла, его жена, уже поглядывала на него выразительно, поглаживая свой живот. Где растить детей, когда в доме и без них проживают почти сорок человек?
Внизу на лестнице раздались торопливые шаги. Так мог бежать только Ир – следующий по возрасту брат Каума. Ему было двадцать семь лет, и Кауму нужно было думать о том, что и Иру пора жениться.
Голова шла кругом от всего этого.
– Карларг восстал, братец, – влетел Ир в комнату и остановился, тяжело дыша. Его удивило, что Каум не повел и бровью. – Слышишь ли?
– Да, я слышу. Что из того?
– Восстал… Карларг.
– Если это все, иди.
Ир растерянно огляделся, словно находился в каком-то ином мире.
– Тебя это не интересует?
– Меня это интересовало позавчера. Сегодня уже нет.
– Почему?
– Прикажи матушке накрывать на стол, братец. Поедим, а после поговорим, коли у тебя к этому большой интерес.
***
Двухколесная колесница, богато украшенная резьбой, остановилась подле здания высотой в четыре этажа, составленного из разноцветных каменных монолитов и украшенного деревянной, костяной и иного рода изразцовой живописью.
Облицовка блестела на солнце так ярко, что слепила глаза. Это было новшество холкунских городов. Их последняя мода. Украшение домов каменно-древесно-костянной облицовкой было дорогим удовольствием, однако Аснар Коневод мог себе это позволить.
Один из трех самых богатых конублов Фийоларга позволял себе не только это. Лишь у него во всем городе имелся собственный сад и небольшое озерцо в нем. Таких роскошеств не было даже у холларга, но это никого не удивляло. И без того всем было известно, кто на самом деле правит городом.
Между тем, Аснар вовсе не походил на конубла, образ которого на Синих равнинах прочно ассоциировался с непомерно разжиревшим холкуном, готовым всякого обхитрить и объегорить. Наоборот, это был высокий по-военному сложенный холкун, руки которого были привычны и к палице, и к топору, и к мечу. Природа не полностью отвернулась от него – небольшое пузико свисало- таки вниз, но оно совершенно не портило общее благоприятное впечатление от его внешнего вида.
Окладистая густая борода, отпущенная по-холкунски, лишь на ладонь шириной, уже успела засеребриться, но глаза,
