Кин остолбенел. Спокойный тихий голос затих. В большом шатре было темно и пахло благовониями.
– С каких это пор воинское дело стало делом магов? Слышал я мысли твои, – снова произнес тихий голос.
– Не мои, – вырвалось у Кина.
– Чьи же? Коли не твои, так подобные мысли опасны. Даже и ты не должен про них думать. А ежели кто ниже тебя о таком размышляет, то негоже это.
– Мои, – твердо сказал Кин, стараясь чтобы образ Эка не возник перед его глазами. Тот, кто может читать мысли и память, не должен знать об истинном хозяине этих слов.
– Встань, Фод, – обратился голос к магу, распластавшемуся на полу позади Кина. – Нет, не вставай предо мной ниц, – остановил голос уже воина, который, заприметив, как поступил жрец, сам вознамерился пасть ниц. – Негоже такое тебе. Воин ты.
Кин поднялся с колена, на которое успел припасть. Его охватило волнение. Оно пришло только сейчас. Оно пришло от осознания, что в этом шатре он повстречал того, кого в Оридане можно повстречать лишь в Священном чертоге.
– Да, предвеличайший, – подтверждая догадку Кина, прошептал Фод, поднимаясь на ноги.
– Иди от нас, Фод, – неожиданно проговорил голос.
– Да, предвеличайший, – выдохнули за спиной Хмурого. Последнего начинала бить дрожь.
Когда Фод-андин вышел, нечто большое поднялось в дальнем углу шатра и плавно подлетело к Кину. На воина нахлынула нега при приближении мага. Тело его словно запело, словно было налилось соками. Захотелось расхохотаться, запрыгать, захлопать в ладоши и визжать, визжать, визжать!
– Убоялся меня, – спокойно и ласково произнес голос.
Хмурый попытался что-то сказать, но язык его отказывался слушать его. Он пребывал в том состоянии, в каком пребывает каждый, кого долгое время массируют и ублажают на ложе.
– Скоро это пройдет. Ты привыкнешь ко мне, – произнес голос.
Каждое слово, каждый звук этого голоса отдавались в голове Кина восторженными приливами радости. Он молчал, закрыв глаза, и словно бы плыл по волнам удовольствия.
– И вот оно прошло, – проговорил голос, и в тот же миг холодная режущая естественными звуками реальность обрушилась на Кина. Он пошатнулся и едва не упал. Его вывели из неги, будто бы окунув в прорубь с ледяной водой. – Ясно ли мыслишь ты? – спросили его.
– Да, превеличайший, – прохрипел Кин, задыхаясь.
– Это хорошо. Ясность ума твоего нужна Оридонии превыше всего. Опустись там, где стоишь.
Кин с трудом опустился на пол, но едва его зад коснулся мягкого ковра, как неведомая сила подняла его и запрокинула назад. Он повис в воздухе, удобно устроившись словно бы в своем любимом кресле в Оридане. Едва подумав об этом, он услышал:
– Да, это оно. Так ты сможешь лучше думать. – Темная громадина растворилась в полутьме. Шатер опустел. – Отпусти его там, где оставил, – заговорил голос из-под купола шатра. Это было настолько неожиданно, что Кин вздрогнул. – Сур, этот глупец, мнящий себя мудрецом. Оставь его там, где надлежало тебе. Порушь преграды пред мыслями своими. Пред силой ума твоего слишком много преград. Не можешь? – Кин похолодел, ибо он только что подумал про себя, не могу. – Ты этого одного не можешь про себя сделать, но вознамерился стать равным мне! – Голос загремел. – Ха-ха! Никогда. Не думай так, никогда! Ты желаешь этого. Я видел твое будущее. Я знаю его. Но не будет его, если слаб останешься, ибо сила величия не в воинах, и не в хитрости военной, сила величия в самопознании, в уме, который возможно взрастить как священный плод на ветви Священного древа. Говори со мной, зачем ты замер? Говори, как есть. Ты равный мне, хотя я и выше тебя. Дети мы единого бога. Нам править. И всякое новое, что становится против нас, не препятствие нам, но лишь желание бога узнать, можем ли мы еще править или нет!
– Я говорить хочу… я так умею… не думать в голове на двоих, а говорить, – прошептал Кин. – Оставь мне мысли мои.
Перед ним снова возникла темная громадина, неясный силуэт.
– Я оставлю тебя. Говори.
Мысли Хмурого прояснились. Он замотал головой и заморгал, ощущая внутри себя легкое опустошение.
– Я буду с тобой отныне и до конца, – проговорил голос. – Ты будешь со мной вечно, ибо одно мы с тобой теперь. Говори со мной, как с собой.
Кин пытался собраться с мыслями.
– Не… не надобно нам на Эсдоларг идти, – начал он. – Холкуния да Пасмасия распростерлись пред нами беззащитные. Не должно нам в Грозное ущелье идти, когда такое…
