– Привысокий, мы окончили, – зашел к нему гур корабля. Это был оридонец, а потому Хмурый не дождался от него никаких почестей.
Кин сделал движение рукой, показывая, что понял его и разрешает уйти, и снова подошел к окну.
Око владянского бога уже сокрылось за горизонтом Великих вод, покрытых темными тучами. В крепости пели молитвы наступающей ночи. Саарарские религиозные гимны были унылы, тягучи и навевали тоску. И едва они затихли над колыхавшимся морем, как толпы олюдей выплеснулись на улицы пригорода, и запрудили их. Разом зажглось множество огней, и первый женский кокетливый взвизг прорезал наступившую ночную тьму.
– Они играют, – повторил Хмурый и опустил глаза. – Она будет долгой и кровавой, – проговорил он себе под нос. Кин не сказал главного слова, но и сам он, да и сама вселенная поняла его. И Владия ощутила, что пришло с этим оридонцем на ее земли.
Далеко, у самого горизонта, сверкнула отблеском оридонской стали вспышка-молния.
***
– С каких это пор воинское дело стало делом магов?
Вопрос Эка остался без ответа. Кин не смотрел на него. Сжав зубы, он стоял и смотрел на карту.
«Сур сменился Фодом! Сур сменился Фодом!» – крутилось в его мозге.
– Не прав ты, Лихоезд, – не согласился, чавкая, Бурз Метатель. Он на некоторое время умолк, усиленно возясь пальцем во рту, сплюнул и продолжил: – Легенды наши не знаешь. Были маги-воины. Сильно воевали да сами себя повывели. От них лишь Ярчайшие остались, что в Доувенских горах хоронятся, да наши беллеры пошли от них, да чернецы.
– Где они сейчас!? – неопределенно хмыкнул Эк. – Сказания все это. Было или не было, то богам известно. Нам же лишь слухи трактирные.
– Матушка про них говорила, – нахмурился обиженый Бурз. – Не кабацкие это разговоры.
– Кабы беллер сказал, можно было бы увериться, а так?
– Три дыкки в одном ущелье, – прервал их Кин.
Брезды умолкли и подошли к нему. На карте, туда, куда тыкал Кинрагбар-диг, были изображены три крепостные башни.
– Грозное ущелье то, – сказал Эк. – Бывал я там. И крепость та зовется Грозной.
– Кабы не она, то путь на Эсдоларг легче легкого преодолеть бы было, – сказал Бурз.
Всем хорош был брезд. Единственное, что невзлюбил в нем Кин – мечтательность. «Ежели да кабы», были любимыми словами брезда. Не должно таким воину быть.
– И все же ты скажи нам, рагбар, отчего на Эсдоларг идем; почему жрецов слушаем да на труднейшее дело решаемся, когда Холкуния пред нами открытая лежит? – не унимался Эк.
Кин бы мог ему ответить, если бы сам знал ответ. Но Фод-андин ничего ему не объяснил.
– Рагбар, – вошел, словно бы услышал помыслы о себе маг.
Брезды отпрянули от стола под его недоверчивым взором, и отошли в угол палатки.
– Пошли прочь, – приказал им Фод, и обращаясь к Кину, спросил: – Надумал ли, как стену брать будешь?
– Не стена это, – проговорил Кин. – Трудное дело будет, коли без камнеметов буду.
– Нет у тебя камнеметов, и забудь об этом, – сказал Фод. – Все Прибрежье будет повиноваться тебе. Чем не лучше камней. Запускай все и сразу.
Кин обернулся и посмотрел на Фода. Тот скосил губы.
– Давно замечаю взгляд твой. Не доволен ты, знаю. Но, кабы воля моя, не знал бы я тебя вовсе, – вдруг заговорил он. – Пришел сюда, чтобы сказать тебе важное одно. Когда Типпур, – он указал на солнце, – скроется в Огненный чертог, приди ко мне, и я поведу тебя к Нему.
Глаза Кина выдали удивление, но рот его был плотно сжат. Фод выждал некоторое время.
– Выдумай, как стену брать будешь. Без этого не приходи ко мне. – С этим он вышел вон.
***
– С каких это пор воинское дело стало делом магов?
