– Я тебе сей…сейчас… – Поднялся на ноги пасмас и пошел на старуху, но та вдруг выдохнула и стоймя рухнула на пол. – Че-е эта-а-а… а-ана? – Удивился парень.
– Ты ее убил, – проговорил второй пасмас.
– Я ее? Я не трогал даже! – тут же протрезвел первый.
– Нет, ты ее убил, – поднялся третий.
Взгляды всех их были обращены не на старуху даже, но на кристалл.
– Ана ж… мать мне, – проговорил первый, но получил удар в скулу. – Че-е ты… а? – Он рухнул подле мертвой старухи, которую начали быть конвульсии.
Два бывших друга принялись забивать его ногами. С пола послышались икания, плач, стоны и все стихло. Но не успел первый сделать последний выдох, как спрашивавший людомара пасмас – он был половчее – вытащил нож и ударил второго пасмаса.
– Ах, ты! – вскричал тот и накинулся на него, но получил еще несколько ударов ножом и грузно опустился на пол, обильно опорожняясь.
Людомар в ужасе смотрел на все происходящее.
Оставшийся пасмас наградил каждого из лежавших ударами ножа, схватил кристалл и хотел было бежать, но его повело в сторону, и он упал спиной на стену. Только тут он вспомнил, что убил не всех. Отерев окровавленной рукой лицо и оставив на нем кровяные разводы, он с ненавистью посмотрел на Сына Прыгуна.
Людомар с трудом отходил от увиденного. Даже самый лютый хищник – даже огнезмей или омкан-хуут – не будут убивать вот так, ни с того ни с сего! В их убийствах есть смысл. Пусть малый, но есть! А что сотворил этот… этот!..
Пасмас с ошалелой улыбкой пошел на охотника. Людомар поднялся и вытащил из-за голенищ сапог два меча.
– Рипс, – почти разочарованно произнес молодчик. – Рипс ты… а-а-а! – Он закричал так, словно ему воткнули в спину кинжал и… разрыдался. – Оставь его мне… оставь! – Вдруг он изменился в лице. Оно стало злым. – Не отдам. Не заберешь. Нет-нет-нет! – И снова разрыдался. – Оставь а?
– Сядь, – приказал ему людомар. Его трясло от злости и от желания тут же переломать все кости этому неолюдю.
Плача, парень присел за стол.
– Зачем ты сделал такое?
– Поживи, как я… мы здесь… ты бы сделал. Боги дали тебе сил быть рипсом. Посмотри на меня. Кто меня возьмет? Нож – то, чем я только и умею… – Он положил голову на стол и разрыдался так искренне, что ярость людомара несколько поутихла. Однако решение пришло ему в голову. Он не мог отделаться от него. Оно было навязчиво, сродни указанию свыше, будто бы приказ, который невозможно не исполнить. Охотник сжал зубы.
– Кто такой рипс? – спросил он.
– Ты и есть рипс. У тебя оридонские мечи. – Людомар нахмурился. Его взгляд бегло скользнул по лезвиям мечей. Ничего особенного, они вполне могли быть и холкунскими, и брездскими.
– Как ты это знаешь?
– Они отсвечивают красным. Все знают это. – Паренек перестал плакать и с некоторой опаской оглянулся себе за спину на трупы. До него, так показалось охотнику, стало доходить содеянное. – Да кто ты такой? – почти накинулся он на Сына Прыгуна.
– Я людомар. – Сын Прыгуна стянул тряпку с лица.
Физиономия пасмаса вытянулась. Он смотрел на людомара, как смотрят на чудо или на божество.
– Что такое рипс?
Парень молчал, продолжая глядеть на охотника. Его глаза, казалось, остекленели, тело обмякло и безвольно расползлось по столу.
– Я как в сказке, – проговорил он, и людомар вдруг понял, что перед ним ребенок. Несмотря на сотворенную мерзость перед ним сидел ребенок.
– Рипс, – напомнил охотник.
– Рипсы служат оридонцам. Они из наших, но служат… оридонцам. – Говоря это, юноша почти не шевелил губами.
Удар тяжелой ладони людомара по лицу быстро привел его в чувство.
– За что ты их убил? Что такого в этом рочиропсе?
– Рочиропс… Я их не убивал.
– Я видел.