больше оснований для самоуверенности. Кобылин мог в любой момент открутить обоим головы и сыграть ими в футбол, но начинать серьезный разговор с таких глупых демонстраций он не хотел.
Всей добычей охранника стал только большой складной нож, лежавший в кармане джинсов. Кобылин и не собирался тащить на разговор весь свой арсенал, но без ножа он чувствовал себя голым. Паренек с разочарованным видом взвесил его на ладони и окинул гостя хмурым взглядом.
– Ладно, – наконец процедил он. – Проходи.
Кобылин безропотно подчинился и просто зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж. Мягко ступая по красной дорожке, укрывавшей ступеньки, Алексей покачал головой. Кто-то предупредил охрану насчет него. Это понятно. Но обыск? Отбирать все оружие? Нехорошо все как-то начинается.
Поднявшись на балкончик, Кобылин свернул в знакомый коридор с десятком дверей. Большинство из них были закрыты, но Алексей помнил, что за ними скрываются небольшие зальчики, увешанные картинами. В одном из них он и познакомился с Линдой. Вроде бы совсем недавно. А кажется, что уже сто лет прошло.
Длинный коридор оканчивался широкими створками из светлого дуба. Распашные двери вели, наверняка, в какой-нибудь большой зал, но Кобылину сейчас он был совершенно не нужен. У широких дверей стоял высокий, широкоплечий охранник в черном костюме и белой рубашке. Совершенно спокойный и смирный. Он бесстрастно наблюдал за тем, как к нему приближается гость, и, казалось, вообще не обращал на него внимания.
Кобылин же не спешил. Шел по ковровой дорожке медленно, разглядывая стены из бежевой штукатурки, картины, доспехи – даже тот дурацкий топор, который он схватил в прошлый раз. Колонны-подставки, пилястры, барельефы. Кажется, кто-то стащил в один коридор весь хлам из ближайшего музея. Алексей не разбирался в искусстве, но что-то ему подсказывало, что вся эта свалка – нечто вроде насмешки над теми, кто любит оформление «чтобы побогаче».
Охранник спокойно взглянул на подошедшего гостя и указал ему на дверь справа – ровно в тот момент, когда охотник подошел. Не раньше и не позже. Дверь оказалась из темного полированного дерева, богато украшенного резьбой, и была последней в ряду. Она была немного приоткрыта, и Кобылин, лишь секунду поразмыслив, толкнул ее рукой.
Дверь оказалась тяжеленной, словно отлитой из свинца, но от легкого толчка плавно распахнулась, открывая проход в зыбкую полутьму. Кобылин нахмурился, но отступать было поздно. Он шагнул через порог и остановился.
Алексей оказался на пороге большого кабинета, в котором не было окон. Хрустальная люстра под потолком, вдоль стен – ряды шкафов. Справа – пять кожаных кресел выставлены кружком вокруг низенького столика. У дальней стены огромный письменный стол, над которым поработала бригада безумных резчиков. И простой деревянный стул – для одного посетителя, который должен сесть напротив стола.
Сжав зубы, Кобылин шагнул вперед, всматриваясь в фигуру, склонившуюся над столом. То, что это не Борода, было ясно с первого взгляда. Худощавый человек с широкими плечами, короткими светлыми волосами, в темно-синем костюме… Человек поднял голову. Узкое лицо, немного вытянутое, острые скулы, маленький подбородок, пронзительные глаза. Сухие, почти белые губы, вытянуты в строгую полосу.
– Где Григорий? – спросил Кобылин, подходя к столу.
– Присаживайтесь, – сухо сказал остроносый человек. – Григорий не может сейчас подойти. С вами буду разговаривать я.
– А вы? – Кобылин вскинул бровь.
– Зовите меня Павел Петрович, – спокойно сказал хозяин кабинета и положил широкие ладони на зеленое сукно. – Присаживайтесь.
Кобылин медленно опустился на стул, высокий, неудобный, явно предназначенный для того, чтобы гости чувствовали себя школьниками перед директором школы.
– Итак, – медленно произнес хозяин кабинета. – Кажется, настал момент поговорить серьезно.
– Сколько ты не пьешь крови, Паша? – небрежно спросил Кобылин. – Лет пять, верно?
Худое, словно высохшее, лицо Павла Петровича не дрогнуло, лишь зрачки мутных глаз сузились до размера булавочного укола. Он медленно откинулся на спинку кожаного кресла, не сводя пронзительного взгляда с охотника, вольготно раскинувшегося на стуле – насколько это было возможно.
– Значит, упыри, – резюмировал Кобылин, откровенно разглядывая костлявую фигуру вампира, замершего в кресле. – Не ожидал от Гриши, не ожидал.
– Это несущественно, – мягко произнес Павел, чуть подавшись вперед.
– То, что в Ордене заправляют упыри?
– То, что вы ожидали от Григория.
Кобылин улыбнулся, чуть показав зубы. Он чувствовал, как изнутри леденящей волной поднимается ярость. Не злая бурлящая сила, лишающая рассудка, а холодная и расчетливая волна, сметавшая в сторону лишние эмоции, мешающие в бою.
– Ладно, – примирительно сказал Кобылин, вскидывая ладони. – Забудем про Гришу. Вы кто такой, Пашенька?
Вампир чуть наклонил голову, рассматривая охотника как хищная птица. И этот взгляд Алексею совершенно не понравился. В нем была уверенность и твердый расчет.
– Я представляю в этом городе интересы Ордена, – мягко произнес упырь, вдоволь насмотревшись на Алексея. – И я хотел, наконец, лично познакомиться с легендарным охотником Кобылиным.
Последние слова вампир произнес таким тоном, каким обычно в приличном обществе говорят об отбросах. Это не обидело Алексея – обрадовало. Броня невозмутимости лопнула, и, если вогнать в нее достаточно острый кол, вампирчик, возможно, в запале сообщит что-то интересное.
– Значит, Орденом управляет нечисть, – небрежно бросил Кобылин. – Теперь многое становится понятно. Но зачем вы поддерживаете охотников, ваших палачей?
– У Ордена много задач, – медленно отозвался вампир. – Одна из них – поддержка охотников.
