Пожар у них, значит. Наверное, один из складов загорелся – и таперича, значит, горит.
– Эхма…
Он чешет за ухом: что делать-то? Мож, кого на помощь позвать? Но это ж подняться нужно, а как? И он снова отхлебывает из кувшина, вздыхает и горько повторяет:
– Эхма…
И тут за проволочной сеткой, которой обнесены склады, нарисовывается какая-то темная тень. Длинная такая и здоровенная.
И потом кто-то орет – лязгающий такой, скрежещущий звук. И тень бросается на ограду, звенья проволоки лопаются, как струны арфы.
Что-то огромное несется вниз по склону. Влад думает: не медведь ли? Наверняка медведь, потому как зверюга здоровенная, и рычит, и пыхтит на ходу! Однако ж, судя по звуку, – если и медведь, то какой-то уж слишком огромный… нет, не медведь это, вовсе не медведь!
Оно подбегает к деревьям на берегу и сигает в воду.
Влад пьян, зверюга бежит быстро, так что видит он ее всего какой-то миг – ух ты, дым от нее идет, наверное, на пожаре попалило. А сквозь дым видать что-то такое толстое и пупырчатое, и когти и щупальца какие-то торчат и блестят в лунном свете.
Зверюга бабахается на лед, с грохотом проламывает его и камнем уходит в темные воды.
А потом Влад видит, как что-то такое шевелится подо льдом – опять зверюга, только теперь она длинная, струистая, как прекрасный цветок с длинными тычинками… И плывет так грациозно, причем против течения! Прям к стенам Мирграда плывет. И тут она переворачивается, и Влад видит одинокий желтый огонек – противный какой, хотя вроде горит неярко, но как-то от него не по себе…
Тварь уплывает вниз по реке. Кстати, зверюга, когда на лед бабахалась, расколотила лед, а он в два фута толщиной, не меньше. Значит, сигануло на тот лед что-то очень, очень тяжелое…
Влад поднимает кувшин, принюхивается, заглядывает внутрь – купить еще? Не купить? Влад пока не решил.
Фиврей и Соврений сидят под мостом через Солду в крохотном шалаше. Слабо горит лампа. Обычно в такую погоду рыбу не ловят, но эти двое знают один секрет: прямо под мостом, где река расширяется и глубина приличная, стоят форели, дюжинами. Фиврей считает, что они сбиваются сюда, потому как здесь корма много и тепло.
– От ветра небось прячутся, – сообщает он всякий раз, как опускает леску в крохотную лунку.
– Умные, заразы, – ворчит Соврений.
– А что ты жалуешься? Ты сколько прошлой ночью поймал?
Соврений протягивает руки в перчатках к подвешенной надо льдом жаровне.
– Шесть, – с неохотой признает он.
– А перед этим?
– Восемь. Но на кой мне та рыба, ежели я пальцы на ногах отморожу?
– Тю, – отмахивается Фиврей. – Рыбак – он должен быть как кремень! Настоящий мужик! Такая работа – она не для слабаков, вот что я скажу!
«А как насчет у бабы в постели понежиться?» – думает Соврений. Тоже ведь мужская работа, ежели подумать! А вот ему, к примеру, больше хочется к бабе, чем на лед, – это что, не по-мужски, а?
И тут они слышат тихое постукивание.
– Клюет? – вскидывается Соврений.
Фиврей осматривает жерлицу над шестидюймовой лункой во льду – белый флажок на леске лишь слегка подрагивает.
– Нет, – говорит он. – Они, похоже, просто играют с наживкой.
И тут они, вдобавок к постукиванию, слышат странное тонкое то ли попискивание, то ли поскрипывание – словно кто-то водит пальцем по стеклу. Соврений хочет что-то сказать, но тут приходит в движение флажок на его жерлице.
– И тут то же самое! – замечает он. – Не клюет, но… что-то там есть.
Фиврей дергает за леску:
– А мож, ошиб… ох ты ж.
И он снова дергает за леску.
– Зацепилась за что-то!
Соврений смотрит, как дергается флаг на жерлице Фиврея:
– Ты уверен, что это не рыба?
– Не вытягивается. Как за камень цепануло! И что это за скрип такой, аж ухо режет?!
– Может, ветер? – И Соврений из любопытства дергает за свою леску – тоже зацепилась и не вытягивается. – У меня то же самое! Это что же, у нас оба крючка за что-то зацепились? – И он недоверчиво качает головой. – Пару минут назад все чисто ж было!
– Может, мусор какой течением нанесло?
– Тогда почему леску не порвало? – И Соврений осматривает лед у них под ногами.
