Может, ему и кажется, но… под наметенным на лед снегом он различает слабый желтый огонек.
– А это что еще такое? – и тычет в огонек пальцем.
Феврей подскакивает и тоже смотрит на желтый свет, пробивающийся из-подо льда:
– А это что еще такое?
– Вот и я о чем!
Оба смотрят на огонек, потом друг на друга.
Под жаровней снег немного растопился. Они вскакивают и принимаются сметать его ногами. Лед становится прозрачнее.
Фиврей охает:
– Что за?.. О, небо, да что же это?..
Что-то прижимается ко льду с обратной стороны, прямо у них под ногами. Соврению эта тварь живо напоминает морскую звезду – однажды он видел такую, с моря привезли. Но эта зверюга гораздо больше – футов тридцать в диаметре, да и конечностей у нее больше, гораздо больше, и некоторые толстые, а другие тоненькие-тоненькие. А в центре ярко горит свет, и утыканная зубищами пасть сосет лед, чмокая черными деснами.
Постукивание и потрескивание становятся громче. Соврений оглядывает лапы твари и видит, что оканчиваются они коготками, которые выпиливают лед вокруг них ровным, как циркулем очерченным кругом!
– О нет, – выдыхает Соврений.
Свет дважды смаргивает. Это глаз, понимает Соврений.
С оглушительным треском лед под ними проседает, и под ногами безмолвно раскрывается тысячезубая пасть.
Чайная Восковой в такие холодные вечера набита народом под завязку, сама же Марья Воскова полагает, что дело не в чае – ейные дуралеи чай заваривать не умеют, это ж ежу понятно. Клиентов привлекает атмосфера: тут разливают в огромных количествах кипяток, булькают котлы, в зале горят десятки газовых рожков… В теплую погоду в эдакой бане и задохнуться недолго, но, когда сгущаются холодные зимние сумерки, лучшего места для отдыха не найти.
В последние десятилетия чайные стали невероятно популярны на Континенте: что раньше считалось безвкусным сайпурским новшеством, со временем стало цениться – еще бы, ведь климат на Континенте становится холоднее с каждым годом. Плюс свою роль сыграло то, что Марья прибегла к старинному рецепту народных травников: если чай заваривать с пригоршней маковых зерен, он так хорошо расслабляет… даже не сравнить с обычным чаем. Благодаря секретному рецепту Марья впятеро увеличила объем продаж.
Она оглядывает толпу клиентов, стоя на пороге кухни. Люди сгрудились у столиков, как беженцы в поисках крыши над головой. Волосы их вьются и поблескивают в жарком воздухе. Латунные лампы отбрасывают на влажные деревянные стены призмы охряного света. Западные окна выходят на весьма живописный берег реки, но сейчас они настолько запотели, что походят на залитую сливками гренку.
Один мужчина у барной стойки пытается ухватить свою чашку. Руки его не слушаются, глаза медленно смигивают, как у совы. Марья подзывает официанта, кивает на мужчину и говорит: «Ему уже хватит». И отсылает мальчишку.
– Хорошая выручка для этого часа, – говорит один из подавальщиков, вытирая покрытый испариной лоб.
– Я бы сказала – слишком хорошая, – отвечает Марья. – Все забито, остались места только на галерее второго этажа.
– В смысле – слишком хорошая?
– Мы не позволим алчности возобладать над мудростью, дружок. – И Марья задумчиво постукивает по подбородку. – Завтра – никакой фирменной заварки.
Подавальщик ошеломлен, но пытается не подать виду:
– Как, вообще никакой?
– Никакой. Не хочу привлекать излишнее внимание.
– А что делать, если люди начнут жаловаться на… качество чая?
– Мы скажем, – отвечает Марья, – что нас заставили использовать новые бочки, и от этого изменился вкус чая. Не знаю, скажем что-нибудь насчет новых сайпурских правил. Они поверят. А мы им скажем, что вскоре все исправим.
Официанта грубо окликает парочка у барной стойки – мужчина средних лет, вальяжно приобнимающий молодку с округлыми формами, по виду – сущую ветреницу. «В бабушкино время, – думает Марья, – за обнимания в общественном месте плетьми секли. Времена меняются, однако…»
– Иди же, – вздыхает она. – Дай им чем глотку залить, пусть заткнутся.
Подавальщик уходит. Марья внимательно оглядывает зал: не озорует ли кто? Все ли в порядке? Ага, вот что не в порядке: на галерее лампа мигает.
Она с ворчанием лезет вверх по лестнице и видит, что ошибалась: лампа не мигает, она прыгает на цепочке и раскачивается, как пойманная рыба на леске.
– Да что такое… – И Марья поднимает взгляд к балке, к которой крепится цепочка лампы.
И в безмолвном ужасе созерцает, как балка
Марья инстинктивно бросается к окну, потом вспоминает – запотели окна-то! Но нет, снова она ошиблась: выходящие на запад окна словно бы протерли снаружи…
Но кто и что мог это сделать? Чайная стоит на берегу реки, от воды футов тридцать, не меньше!
