– Благослови меня, Шара Комайд.
– Я не уполномочена раздавать благословения, – отвечает она. – Но я принимаю твое решение. Хоть оно мне и не нравится.
Он кивает, говорит: «Хорошо» и снимает нижнюю рубашку. За время совместной работы Шара много раз видела его без рубашки – и даже вообще без одежды, и каждый раз ее поражало жутковатое обилие шрамов, завивающихся по его рукам и спине: тут и клейма, и следы плети, и порезы, и сквозные ранения… Но она знает, что самая страшная рана скрыта под перчаткой, в которую затянута правая ладонь.
Сигруд принимается стаскивать с себя длинное нижнее белье.
– Я не думаю, – говорит Шара, – что есть необходимость снимать с себя абсолютно всю оде…
Но Сигруд лишь отмахивается и сбрасывает трусы, совершенно не стесняясь окружающих.
Шара вздыхает. Незрев с офицерами – все как один непреклонные бесстрастные мирградцы – завороженно таращатся на бесстыдно открывшуюся их глазам наготу. Мулагеш скалится в акульей улыбке.
– Вот в такие моменты, – замечает она, – мне прямо нравится моя работа.
На Сигруде из всей одежды остались только сапоги, ножны с кинжалом (он их перевесил на правое бедро), перчатка на правой руке и золотой браслет на левой. Он зачерпывает жир из котла, вопросительно поднимает бровь, разглядев плавающую там маранту и другие ингредиенты – «Это я на всякий случай, для страховки», объясняет Шара, – снова пожимает плечами и принимается намазывать его толстым слоем на плечи, грудь, руки и бедра.
– Если понадобится помощь, не стесняйтесь, так и скажите, – бормочет Мулагеш.
Шара окатывает ее негодующим взглядом, Мулагеш снова весело ухмыляется безо всяких признаков раскаяния.
Последними Сигруд намазывает жиром лицо и волосы. Теперь он действительно напоминает дикаря: грязное, звероподобное существо из далекого прошлого человеческой расы.
– Думаю, – говорит он, – что я готов.
И смотрит на Незрева:
– Постарайтесь развернуть тварь к мосту, если понадобится.
– Не знаю, получится ли, – говорит Незрев. – Но мы постараемся.
– Это ваша единственная задача, – кивает Сигруд. – Я хочу, чтобы тварь сосредоточилась исключительно на мне. На мне, и только на мне, это понятно?
Незрев кивает.
– Вот и хорошо.
Сигруд меряет взглядом мост, словно бы прикидывая: выдержит ли? Затем закидывает на плечо сверток с оружием и направляется вниз по мосту – к берегу.
Мулагеш подает ему фонарь:
– Удачи, боец, – говорит она.
Сигруд кивает с отсутствующим видом, словно бы вышел подышать воздухом, а с ним соседка поздоровалась.
Перед Шарой он останавливается, снимает золотой браслет с левого запястья и отдает ей.
– Я его сберегу, – говорит она.
– Я знаю. Если я сегодня все-таки умру… – говорит он и осекается. Потом мешкает, оглядывая заснеженный простор замерзшей реки. – Моя семья… Ты…
– О твоей семье обязательно позаботятся, – говорит Шара. – Я лично прослежу. И ты знаешь это.
– Но ты… ты им расскажешь? Обо мне? О том, кем я был?
– Только если это не подвергнет их жизнь опасности.
Он кивает, говорит: «Спасибо» и идет дальше.
Шара окликает его:
– Сигруд! Послушай… если все обернется плохо, Урав… похоже, он тебя не убьет.
Он оглядывается:
– Это как?
– Похоже, люди, которых он проглотил сегодня, не мертвы. Но их постигла участь худшая смерти: согласно Колкаставе, грешники попадают в брюхо Урава живыми, и там их ждет наказание – болью, стыдом, раскаянием… Под взглядом Урава всякая надежда умирает.
– Как же он может смотреть на тех, кто сидит в его брюхе? – озадаченно спрашивает Сигруд.
– Это чудо, он ведь божественное существо. Внутри Урава, как мне кажется, находится ад особого рода. Избавить от него может лишь одно – благословение Колкана…
– И ты можешь мне его дать?
– …которое никто не получал с тех пор, как он исчез около трехсот лет тому назад.
– Тогда что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что если случится так, что Урав проглотит тебя… – и она опускает взгляд к ножнам с клинком, – …возможно, нужно будет взять дело в свои собственные руки.
