– Я – ПОРЯДОК!
– Ты – хаос.
– Я – СПОКОЙСТВИЕ!
– Ты – безумие.
– Я – ДИСЦИПЛИНА!
– Ты – мятеж.
Дрожа от ярости, Божество выговаривает:
– Я – КОЛКАН!
Шара качает головой:
– Ты – Жугов.
Божество молчит. И хотя она не видит его глаз, она чувствует, что оно смотрит на нее.
– Жугов инсценировал свою смерть, правда? – говорит Шара. – Он увидел, что случилось с Континентом, и инсценировал свою смерть. Спрятался, а вместо себя послал двойника. Он же Божество обмана, трикстер в конце концов. В старинных рукописях сказано, что он прятался в оконном стекле, но я не понимала, что это значило, – точнее, до сегодняшнего дня не понимала. А когда я увидела место заточения Колкана – прозрачное оконное стекло…
Божество склоняет голову. По телу его пробегает легкая дрожь. А потом оно поднимает руку и раздвигает одежды.
Это Колкан: строгий человек из глины и камня.
Это Жугов: худой, смешливый человек в мехах и в шляпе с колокольчиками.
Они слились, переплетаясь, врастая друг в друга, сплавившись в единое целое. Голова Колкана с искаженным лицом Жугова на Колкановой шее, с одного боку одна рука, а с другого – раздвоенная конечность с двумя стиснутыми кулаками… Две ноги, но у одной ноги две ступни…
Оно смотрит на нее мутными, безумными глазами, пошатываясь и мучительно страдая. Жалкое подобие человеческого существа. А потом его лицо морщится и начинает плакать. Два рта кричат на два голоса:
– Я – все! Я – ничто! Я начало и конец! Я огонь, я вода! Я свет и я тьма! Я хаос и я порядок! Я жизнь и я смерть!
Оно оборачивается к разрушенным домам Мирграда:
– Слушайте меня! Прислушаетесь ли вы ко мне? Я ведь выслушивал вас! Выслушаете ли вы меня? Просто скажите, чем я должен для вас стать! Скажите мне! Пожалуйста, просто скажите! Скажите, пожалуйста!
– Теперь я понимаю, – говорит Шара. – Эта тюрьма была рассчитана только на Колкана, правда?
– Чтобы Жугов мог там укрыться, он должен бы стать Колканом, – выговаривает Божество. И зажимает ладонями уши, словно бы не желая слышать жуткую какофонию. – Слишком много всего, слишком много. Все в одном. Мне нужно было стать и тем и другим… Служить слишком многим людям… Слишком много, слишком… Мир – это слишком для меня… – И оно жалобно смотрит на Шару: – Я так больше не хочу.
Шара опускает глаза и смотрит на крохотное черное лезвие в своей руке.
Божество, проследив ее взгляд, кивает и произносит обоими ртами:
– Сделай это.
Несмотря на все, Шара не решается ударить.
– Сделай это, – повторяет Божество. – Я так и не сумел понять, чего им надо. Я так и не сумел понять, каким они хотели меня видеть.
Божество опускается на колени:
– Сделай это. Пожалуйста.
Шара обходит Божество, встает сзади и низко наклоняется. И приставляет черное лезвие к его горлу.
И говорит:
– Прости.
А Божество шепчет в ответ:
– Благодарю.
Шара берет его за лоб и проводит лезвием по горлу.
В тот же миг Божество исчезает, словно бы и не было его никогда.
Воздух исполняется грохота и стонов: сотни белых небоскребов рушатся, а бесчисленное множество скворцов с оглушающим щебетом взлетает в небо.
Ефрем Панъюй. Об утерянной истории
Что посеешь
Шара лежит в горячей ванне, пытаясь ни о чем не думать. В комнате темно. Прозрачное белое белье липнет к коже. На глазах – повязка, не пропускающая свет, но Шара все равно видит взрывы цветного света и яркие миры, а голова гудит и бренчит от чудовищной мигрени. А еще ей кажется, что лучше бы она от этих философских камушков
