Город лестниц

спецоперация. Я сейчас редко занимаюсь оперативной работой, но, когда занимаюсь, не терплю, когда лезут под руку. И результат этой операции – какой бы он ни был – я увижу первая. Я первая получу информацию, Шара. Она не попадет в руки другого оперативника, который оказался на месте по воле случая. Или агента, не имеющего отношения к операции. И если агент решит это сделать, его очень быстро уберут с театра оперативных действий. Так понятнее?

Шара медленно смигивает.

– Ты хорошо поняла меня, Шара? – жестко спрашивает Винья.

И хотя Шара стоит молча и не двигаясь, в голове у нее идет жесткая дискуссия. Похоже, у нее четыре опции. Она может:

1. Рассказать своей тете, что контактировала с Божеством, и потому ей просто необходим доступ ко всем материалам, собранным Панъюем. (Но это значит, что ей придется поделиться самой опасной тайной современной истории с коррумпированным политиком.)

2. Не говорить ни о тайнике Панъюя, ни о контакте с Божеством и заняться расследованием лично. (Но тогда она рискует тем, что ее вовсе отзовут из Мирграда – хотя тетушку сейчас, похоже, ничего, кроме тайника Ефрема, не интересует.)

3. Передать содержимое банковской ячейки тетушке – там, скорее всего, лежит предмет, из-за которого Панъюя и убили: хотели им завладеть, но не вышло. А потом расследовать смерть Панъюя и контакт с Божеством самостоятельно.

4. Сказать Винье, что не станет заглядывать в ячейку, послушать, что скажет горничная, и принять решение исходя из этого.

Отлично. Номер четвертый. Так тому и быть.

– Если я доберусь до тайника Ефрема, – говорит Шара, – вы можете быть уверены, что я передам все его содержимое вам, тетушка.

– И не будешь смотреть, что там внутри.

– Конечно, не буду. Я расследую смерть Ефрема исключительно для того, чтобы добраться до виновных. Остальное меня не интересует.

Винья кивает, губы ее растягиваются в широкой улыбке:

– Какая продуктивная у нас была встреча! Тайны, интриги, расследования! Историко-культурные реминисценции! Я скоро пришлю к тебе кое-кого кое-что забрать. Потому что мне кажется, что Ефрем не зря ездил в Мирград. И я думаю, что результаты его трудов скоро окажутся у тебя в руках.

Что в переводе означало: я знаю, что труд Ефрема дал результаты, и я высылаю за ним человека, чтобы ты не успела наложить на них руки.

– Благодарю, тетушка, – кивает Шара. – Я признательна за любую поддержку.

– Всегда пожалуйста, дорогая, – улыбается Винья. – Сила спецслужбы в оперативниках, ты же знаешь. Мы обязаны поддерживать наших иностранных агентов: работа делается не в кабинетах, а на земле, которой касаются грубые подошвы их сапог.

И она снова улыбается:

– Будь осторожна, дорогая, держи меня в курсе.

И протирает стекло кончиками пальцев.

Пока Шара пытается сообразить, из какой речи поперты эти пафосные строки, лицо тетушки растворяется, и она успевает пробормотать исчезающему изображению:

– В-всего наилучшего.

Люди говорят мне: о, вы великая женщина, ведь вы помогли каджу убить богов. Они говорят мне это со слезами на глазах. Дергают за рукава, за подол, пытаются коснуться руки. Словно бы я – бог.

А я им говорю: «Я не поднимала меч на богов. Я не убивала их. Я ни одной стрелы по ним не выпустила. Все сделал он, только он. Только он знал, как действует это оружие. А потом он умер и унес все свои секреты в могилу».

И правильно сделал. Людям не должно знать такие вещи.

По правде говоря, на Континенте нам почти не пришлось воевать. Боги умерли – или умирали. Земля умерла – или умирала. Мы видели ужасы, которых не описать словами. Да и не хочется их описывать. Война, большей частью, шла в наших душах.

Сопротивление нам оказывало только племя, которое другие континентцы называли Благословенными. Я так поняла, это были потомки брачных союзов между людьми и Божествами, плод противоестественной связи с богами или детьми богов. Эти существа собрали вокруг себя полуголодное и страдающее от болезней ополчение и пошли на нас войной.

Сражались они отчаянно, и я ненавидела Благословенных всеми фибрами души. Их так трудно было убить… О нет, не в неуязвимости или крепости рук и мышц было дело. С Благословенными была удача. Невозможная, невероятная удача. Они жили под заклятием вечной удачи, зачарованной, колдовской жизнью, ибо такова судьба детей богов. Хотя чем больше они смешивали кровь со смертными, тем больше слабели защитные чары.

И все же чары их не спасли. Мы низвергли и их. Мы безжалостно изничтожали их крохотные армии и заливали улицы их кровью. Мы складывали из их тел костры на городских площадях и смотрели, как они горят. И они горели точно так же, как трупы обычных мужчин и женщин. И детей.

И жители городов выходили на площади и смотрели на пламя этих костров. И мы видели, как вместе с телами истаивают в огне их надежды и сердца.

И я стояла и думала: останемся ли мы, солдаты Сайпура, людьми? Останемся ли мы женщинами и мужчинами, после того как убили и сожгли этих мужчин и этих женщин?

Таков был наш путь к победе.