целящегося ему в лоб пистолета. Паренек дернулся, но тут же замер. – И не получится. Я же говорил, что приемопередатчик для бомбы использовал. Так что, извини, телеграф не работает. Ну-ну… ты не спеши. Аккуратненько, без резких движений, достаешь свой «пугач» – и на пол его. Только не торопись, а то я испугаюсь, выстрелю еще. Оно тебе надо?
Вру, конечно, и телеграф в полном порядке, просто выключен и на замок заперт. Но малокалиберный «бебе», оказавшийся в руке Ярослава, точно такой же, как у Хельги, разве что куда более обшарпанный, тихо брякнул об пол.
– Ножкой его в мою сторону толкни, – попросил я. Ярик смерил меня странным взглядом, но просьбу выполнил, и через пару секунд «бебе» уже покоился в моем кармане.
Вот ведь неугомонный! Удар в голову остановил кинувшегося на меня мальчишку и опрокинул его прямо на рифленый стальной пол мостика. Не ему со мной в скорости тягаться.
– Очнулся? – Я похлопал привязанного к штурманскому креслу Ярика по щекам. Тот проморгался, сфокусировался на мне и… зло засопел. Ну чисто обиженный ребенок. – Очнулся. Замечательно. Поговорим?
– Хм. – Ярослав попытался гордо отвернуться, но добился лишь вспышки боли. Ну да, бил-то я всерьез.
– Да ты не крути головой-то, отвалится. – Я выложил прямо на стекло штурманского стола все найденные при обыске Ярослава вещи и, чуть отодвинув в сторону получившуюся горку всякой всячины, вновь глянул на своего визави. – Знаешь, я терпеть не могу таких людей, как ты. Вот разведчиков, агентов всяких, понять могу. Они делают неблагодарную работу, за которую никогда не получат признания, но действуют против чужих государств, во благо своей страны. Их нельзя не уважать. А вот такие шпиончики, как ты, работающие на частных лиц, подглядывающие, подслушивающие ради чьих-то шкурных интересов, меня бесят.
– Да что ты понимаешь! – Ух, как глаза-то засверкали. Ну-ну, пой! Эх, не хочет. Язык прикусил.
– Понимаю. А вот ты совсем не понимаешь. Тетка Елена ведь тебе не родня, я прав?
– И? – процедил сквозь зубы Ярик.
– Что «и»? Ты не видел, как она на тебя смотрела там, у Гюрятиничей, в первый вечер? – Я склонил голову к плечу. Либо действительно не видел, либо не понял. – А я обратил внимание. Она боялась. Не за тебя… тебя боялась! Собственно, именно тогда я и начал подозревать… нехорошее. Ну не может единственный близкий человек так смотреть на родного и любимого племянника. Да и со своими многочисленными талантами ты переборщил. «Золотой лист» у тебя, может быть, и настоящий, но вот руны… знать- то ты их знаешь, да не те связки, которым стали бы учить в заводской гимназии. Там практика прежде всего, не вольных же птиц готовят, а у тебя чистая теория, мастеровому в упор не нужная. Ну и навыки телеграфиста, откуда бы? И зачем они будущему заводскому? В общем, сгорел ты ярким пламенем на своем же перфекционизме и желании показать себя нужным. С чем тебя и поздравляю. Мне только одно интересно – зачем Долгих тебя мне подсунул? Какой в этом толк? Не дурак же, должен понимать, что разборками с ним не я, а опекун мой заниматься будет. Или он это просто на всякий случай озаботился?
И тут глаза Ярика сверкнули. М-да, шпион-любитель, понимаешь. На лице все написано.
– Сто-оп. Так, Андрейка здесь ни при чем, получается… – протянул я, стягивая к себе Ветер, окружая им собеседника и напрягая все свои невеликие возможности в эмпатии. – А кто ж тебя ко мне приставил? Не скажешь? А если спросить?
Ярослав фыркнул. Ну-ну.
– Ладно, попробуем простым перечислением. Кульчичи? Нет. Борецкие? Холодно. Гревские? Мимо. Горские? Да, мне тоже смешно. Осинины? И здесь промазал. Несдинич… Ну вот, видишь, как все просто, оказывается? – улыбнулся я застывшему с совершенно кривой гримасой Ярославу. – И совсем не больно.
– Развяжи меня, – деревянным голосом не попросил, почти потребовал Ярослав. Я только бровь приподнял в недоумении:
– С чего бы это?
– Контр-адмирал своего человека тебе не простит. А он – сила. Слышишь? Лучше развяжи и отпусти. Обещаю, я замолвлю за тебя слово перед ним. Против Несдинича никакие Долгих не попрут. Ну, отработаешь, само собой. Так ведь деньги – не жизнь, их и потерять не жалко, – со все возрастающей уверенностью проговорил Ярослав.
Чувствуя, как меня накрывает, я аж рассмеялся. Зло, резко.
– Своего человека… вон оно как. Ты ему не «свой человек», Ярик. И вообще не человек. Винтик, да еще и плохо обработанный. Мальчишка, в шпионов играющий! Не больше. «Свой человек», большая шишка! Урод! – В горле клокотало, а холодная ярость вдруг обернулась обжигающей злобой, меня понесло: – Как же вы меня бесите, уверенные в своем праве силы, мрази. Кто ты без Несдинича? Недоросль бессмысленный, ничего не умеющий, ничего не значащий, зато при адмирале, о, при главе «географов» ты «свой человек». Любого загнобишь, любому судьбу сломаешь! Ненавижу, тварь!
От моего дикого крика Ярослав вжался в кресло, а из меня словно стержень вынули. Проорался, сбросил пар… Отодвинулся от бледного мальчишки, окинул его взглядом и, потерев ладонями лицо, до красноты, до боли, тяжело вздохнул.
– Сколько я вас, уродов, видел… – проговорил я тихо. – Интересно, а тетку Елену ты сознательно до полусмерти запугал?
Глаза отошедшего от моего ора парня зло сверкнули. О да, сознательно. Сестрицы мои
– И зачем? Что она тебе сделала?
– Не по куску рот раззявила, – буркнул Ярослав. – В Завидичи намылилась.
