Во дворе, куда она выбралась вслед за отцом, обнаружилось еще человек восемь мужиков: в других избах тоже услышали стук.
– Кого там принесло? – крикнул Путим, подойдя к воротам.
В ответ донесся слабый, неясный голос; Путим переменился в лице и решительно взялся за засов.
Заскрипела воротная створка. В проеме белой тенью стояла высокая молодая женщина; шатаясь и дрожа, она держалась за воротный косяк. Подол ее сорочки был порван и заляпан кровью.
Во дворе охнули; пришедшая сделала шаг вперед и почти упала на руки кинувшегося навстречу Путима.
– Веснавка! – в изумлении закричали вокруг.
В женском волоснике, под которым скрылись роскошные золотые косы, Веснояра была не похожа на себя прежнюю, но все же родичи не могли ее не узнать.
– Откуда ты? Да ты жива ли? – загомонили родичи. – А она не блазень ли?
– Убили… всех убили… загубили жизнь… мою… – бессвязно выкрикивала Веснояра, почти вися на руках у отца.
– Да где? Кто? – встревожились Заломичи, подумав, что неведомые враги где-то близко и угрожают им тоже.
– Закрывай ворота! – распорядился Путим. – Лычко, буди братьев, несите дозор. Будите всех!
Младина могла бы сказать, что тревога напрасна и сюда никто не придет, но как бы она объяснила, откуда ей это известно? Да она и сама не могла окончательно сбросить оковы чар: все мерещилось, что жуткий сон продолжается.
Однако она не задавала вопросов, что случилось и что так внезапно привело назад к родным чурам сбежавшую почти четыре месяца назад Веснояру. Она знала.
Путим потащил старшую дочь в избу, родичи побежали следом, не забыв затворить ворота. Зажглись лучины, бабка Лебедица прибежала из своей избы, толпились кое-как одетые женщины. Бебреница кинулась к дочери, не веря глазам. Путим опустил Веснавку на скамью, мать дрожащими руками укутала ее своим большим платком.
– Ты откуда? – посыпались вопросы. – Где же ты была? У Могутичей жила? Где муж твой?
– Где… муж мой? – тяжело дыша, повторила обессиленная Веснавка. – А вот у нее спросите! – вдруг закричала она, разглядев среди родственниц лицо Младины.
Младина вздрогнула: показалось, что Веснояра не хуже нее самой знает, кто вывел ее из разоряемого городка. Но, как оказалось, сестра говорила не о том.
– Она знает! Она загодя все знала! Тогда еще сказала: овдовеешь скоро! Тогда еще она смерть накликала безвременную на мужа моего! Ведьма ты! Глаз у тебя дурной! Загубила ты моего соколика, меня вдовой горемычною оставила! Разорили нас злые волки, загубили Травенюшку моего, меня саму чуть не разорвали!
Веснояра зарыдала; Младина попятилась. Отвернувшись от Веснавки, все в избе воззрились на нее. Младина дрожала, но молчала. Она понимала: самое лучшее делать вид, что она понимает не больше прочих.
– Что случилось, говори толком. – Путим взял рыдающую дочь за плечо. – Веснава! Что за злые волки, где они? Откуда ты прибежала?
Постепенно Веснояра кое-как сумела прояснить суть дела. На лицах слушателей облегчение и тревога то и дело сменяли друг друга: слава чурам, что беда пришла не сюда, но как знать, что дальше будет? Да и судьба самой Веснавки, похоже, была разбита: потерянная дочь вернулась, но уже вдовой.
Вчера вечером, едва стемнело, на городок Могутичей напали живущие в лесу бойники. Время от времени они предпринимали подобные набеги, особенно осенью, когда в весях и городках есть зерно собранного урожая, отъевшийся за лето скот, прочие сделанные на зиму припасы. «Волки», живущие только за счет охоты и рыбной ловли, всегда стремились поживиться чужими припасами. Страдали при этом и женщины, раздобыть которых иным способом лесные жители никак не смогли бы. Видали и Заломичи подобные набеги, но, к счастью, такого с ними не случалось уже лет двадцать: они славились как род многочисленный и способный к ратному делу, да и городок их был хорошо укреплен, поэтому легкой добычей их никто бы не посчитал.
– А ты точно знаешь, что твой муж… того? – допытывалась расстроенная Бебреница.
Она никак не могла поверить в это внезапное несчастье: едва успели свыкнуться с мыслью о бегстве любимой старшей дочери, и вот она уже вдова! Бабья жизнь ее кончилась, едва начавшись.
Веснояра отвечала только новым приступом отчаянного плача.
– Видела я… видела… свет мой ненаглядный… Ты знала! – вскрикнула она, вновь подняв заплаканные глаза на Младину. – Ты тогда еще знала… на Купалу… ты его сглазила!
– Ты знала? – обратился к Младине отец, еще более изумленный, чем поначалу. – Что ты могла знать?
– Ничего я не знала! – Младина в тоске отвела глаза. – Может, что-то я такое сказала, я же ее отговорить хотела! Убедить, чтобы не бежала она из дома, оставила парня своего… Ну, сказала, может, что не будет ей счастья против воли родичей, что не благословят чуры…
– Нет, ты знала, знала! – исступленно твердила Веснавка, с ненавистью глядя на младшую сестру. – Ты сказала, что я и года не проживу в молодухах – овдовею! Сказала, что требуют вилы головы человечьей и что это будет он, Травень! Сама ты вила холодная, до людской крови жадная!
Младина только сглотнула. Веснояра хорошо запомнила все, что она сказала ей тогда, под ивами, хоть и делала вид, будто не принимает ее слова близко к сердцу. И теперь ей же ставит в вину желание предупредить и помочь избежать несчастья.
– Но ведь и правда вилы гневались на нее. – Младина взглянула на отца и бабку Лебедицу, но быстро опустила глаза. – Это ведь Травень… березы межевые срубил. Из-за него у нас тогда с Леденичами чуть ли не драка вышла, а мы все едва без женихов не остались.
– Неправда! – закричала Веснавка.
– Правда, – почти прошептала Младина. – Он ведь хотел, чтобы Леденичи у нас невест не брали, а она ему досталась. А как не вышло, пришлось уводом брать невесту. Но
