Рука об руку с Унеладой они поистине смотрелись бы как Лада и Перун!
Когда гости вышли из бани, хозяева уже ждали их в обчине у накрытого стола, богатого, как всегда по осени. Красовит, Лютава и Радом нарядились в заморские шелка, – красный, синий и зеленый – показывая свой достаток и хорошие связи. Войдя, старшие из полочан встали напротив, ожидая приглашения к столу: в середине сам Хортеслав, по бокам его кормилец Пожога и волхв Соловей. Из-за плеча княжича выглядывал такой же рослый, но худощавый парень с живым лицом и бойким взором: его товарищ, сын Пожоги, Огней.
Глаза гостей с беспокойством скользили по хозяйской семье. Хортеслав сохранял невозмутимость, но незаметно для самого себя хмурился, отчего его открытое лицо приобрело несколько мрачное выражение. Он явно хотел знать, где его невеста. Давно уже он считал дни до встречи с нею, и вот теперь им все сильнее завладевало опасение, что встречи не будет. Разочарование, почти отчаяние против воли проступало на его лице, и вид у него становился все более угрожающий. Цветные наряды хозяев давали понять, что в семье никто не умер, рушники по стенам висели праздничные, но тем более необъяснимым становилось отсутствие дочери.
Лютава шагнула навстречу гостям с приветственным рогом в руках. Хортеслав принял его, поклонился, поблагодарил, но теперь ему еще большего труда стоило сдержать нетерпеливые расспросы: если рог подносит хозяйка, значит, невеста к нему не выйдет.
– Все ли у вас хорошо? – заговорил он после первых приветствий, не дав своему кормильцу завести нужную беседу окольным путем.
– Слава богам! – Лютава кивнула. – Вот одна незадача: рановато вы приехали, я как раз хотела к вам гонца посылать. Ведь к Ладиному дню у нас с князем Столпомером было уговорено?
– Точно так, – подтвердил Пожога.
– К Ладиному дню была бы невеста готова, а теперь нет ее у нас…
– Я уже понял! – вырвалось у Хортеслава, и его лицо приобрело свирепое выражение. – Но где же она?
– Дочь моя была рождена, чтобы служить Ладе и дочери ее Леле, – заговорила Лютава столь величественно, словно исполняла древнее сказание. – И прежде чем ей стать твоей женой и из Лели превратиться в Ладу, повелели богини ей отправиться послужить им на Ладину гору. Святилище это, что на Десне-реке, во всех землях самое древнее, веками его и кривичи, и голядь почитают. Давным-давно заведено так, что дева или жена молодая княжеского рода проводит зиму в подземелье Велесовом, как сама Леля светлая. Сначала это были девы из рода голядских князей Биреничей, после – из рода дешнянских князей, внучек Радима Старого и Примысла Старого. А недавно отворотилась Доля от Бранемера дешнянского – не стало у него в роду ни девы, ни жены молодой, достойной в Велесово подземелье войти. И тогда сами богини указали моей дочери, что Хозяин Подземный ждет ее. От прихода Марены до Ладина дня проживет она во мраке, но зато когда выйдет оттуда, то засияет ярким солнцем, как сама Лада. И в тот день ты, Зимоборович, получишь истинно такую жену и княгиню, которой и достоин.
Хортеслав помолчал, обдумывая услышанное. Ничего необычного не было в том, что девушка знатного рода, которой предстоит стать княгиней и верховной жрицей целого племени, проходит особые посвятительные обряды в древнейшем святилище Лады и Лели. Женитьба на такой наиболее почетна и для него, как для будущего князя. Но он думал, едучи сюда, вовсе не об этом. Он стремился поскорее обнять или хотя бы увидеть ту, с которой судьба связала его девять лет назад. Речь Лютавы, отодвигавшая свидание на несколько месяцев, поразила его в самое сердце. При всем самообладании он невольно переменился в лице и лишь с трудом взял себя в руки. Он не мог ничего возразить, и это делало его боль и досаду еще сильнее.
И вдруг лицо его просияло так, что даже Лютава удивилась.
– Я знаю! – выдохнул он. – Она… говорила мне!
– Что говорила? – Лютава тревожно сдвинула брови.
– Говорила… что ждет меня… в подземелье Кощеевом.
Хортеслав отсутствующим взором смотрел перед собой, а в памяти его разворачивалось пережитое однажды ночью. Он сам не знал толком, во сне это было или наяву. Тогда, в ночь Осенних Дедов, невеста приходила к нему, пока все спали. Уверяла в своей любви, сокрушалась о долгой разлуке. «Приезжай скорее! – слышался ему шепот, полный горячей мольбы. – Жду я тебя в подземелье Кощеевом, и нет мне без тебя никакой радости…» Он не помнил точных слов, но хорошо помнил ее торопливые объятия, ее горячие слезы у себя на щеке. Она и словом не обмолвилась о воле богинь, посылающих ее в святилище. Полно, да уж не силой ли ее отправили к Велесу?
– А она сама ли захотела на Десну? – Нахмурившись, Хортеслав прямо глянул на Лютаву, и у нее дрогнуло сердце, словно перед ней встал сам Перун. – Своей ли волею она под землю пошла?
Красовит, не вступавший в беседу, ощутил желание шагнуть вперед: в этом рослом парне он чувствовал явную угрозу.
– Она пошла туда по зову богинь и по своей доброй воле, – спокойно и твердо ответила гостю Лютава. – Могу поклясться тебе в этом именем праматери племени нашего, Всеотрады, Дунаевой дочери, и сестер ее Боримары и Зимодары. Приезжай в Ладин день на Десну, и там твоя невеста из-под земли прямо к тебе и выйдет. Встретишь ее, как Перун по весне Ладу встречает, и увезешь с собой.
Хортеслав больше вопросов не задавал и позволил усадить себя за стол. Пир пошел своим чередом. Красовит, как хозяин, поднял братину во славу богов и пустил по кругу; когда она обошла стол и вернулась, он вновь поднял ее за здоровье гостей и благополучие их дома. За столами, где тесными рядами сидели крас-городские старейшины и отроки приезжих, гудели разговоры. Потом Радом достал гусли и в честь гостей сыграл песнь о том, как витязь Дунай поймал белую лебедь-Лелю и взял в жены. Все шло спокойно и достойно, и все же Красовит с трудом скрывал беспокойство. Лютава так ловко все объяснила, что послы не могли обвинить их в нарушении слова. Но воевода, как умный человек, понимал: тревоги на этом не окончены.
– Что мы дальше-то делать будем? – шептал он на ухо жене, склоняясь к ней под прикрытием общего говора. – Думаешь, в Ладин день она из-под земли выйдет и к жениху
