Знала Лита: не добежит до гавани. Не сможет всю дорогу мчаться так же проворно, как сейчас.
А по обе стороны улицы, как нарочно, протянулись высокие, глухие заборы…
Высокие-то высокие, да прочными не выглядят!
Лита остановилась. Просунула пальцы в щель меж досками, рванула изо всех сил…
Хрустнуло, подалось ветхое дерево.
Лита протиснулась в щель, оставив на обломках оборку юбки.
Беглянка очутилась в саду – запущенном, заросшем, ветви деревьев согнулись под тяжестью снежных шапок. Из сада, как остров из моря, вырастал угол старинного особняка – с колоннами, со статуями у парадного входа.
Ставни были закрыты, дом молчал. И показался он Лите не спящим, а мертвым, нежилым.
Разглядывать особняк было некогда. Лита бросилась к нему сквозь засыпанные снегом кусты – не к парадному крыльцу, а к той стене, что ближе. Девушка не на черный ход надеялась, а на какие-нибудь сарайчики-курятники, где можно спрятаться. (Лита в панике не подумала про след, который она оставляет на снегу.)
Позади Каракелли и его подручный с проклятьями ломали забор.
Заброшенный сад принял, укрыл беглянку и вывел к задней стене дома. Но ни сарайчика, ни другой постройки Лита не увидела.
Позади трещали сучья. А в доме никто не встревожился, не вышли слуги с фонарями, не выглянул сам хозяин – поглядеть, кто разбойничает в его владениях. Глухо, безответно молчал дом… Лита кинулась к двери черного хода, прижалась к ней в отчаянной, нелепой надежде: вдруг темный полушубок не заметят на фоне темной двери?
А дверь под лопатками подалась, тихо скрипнула… Не заперто?!
Как рыбка в струю, скользнула Лита в черноту коридора, притворила дверь.
Темно, ох, как темно!.. Девушка осторожно двинулась вперед, ведя рукой по стене. Споткнулась обо что-то, едва сдержала крик боли, слыша, как позади, за незапертой дверью, переговариваются Каракелли и его подручный. Мысленно выругала себя: надо было задержаться, пошарить по двери – может, нащупала бы засов?
Беглянка вслепую кинулась вперед, вытянув перед собой руки, ударилась ладонями о деревянную планку – и вторая дверь распахнулась перед нею. Лита вбежала в просторный зал, охваченный узкой галереей по второму ярусу, на которую вела лестница.
А разглядела девушка все это потому, что возле лестницы горел светильник!
Да-да, большой медный светильник в виде лебедя! Значит, дом не пуст?
Беглянка поспешила захлопнуть за собой дверь. Увы, на ней не было засова.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – Лита хотела выкрикнуть эту фразу, но голос ей изменил, прозвучал еле слышно. Следующие слова удались громче: – Простите, что тревожу вас… Помогите, меня хотят схватить!
Дверь за ее спиной распахнулась, в зал ворвались сеор Зиберто и его подручный – коренастый, сурового вида иллиец с пистолетом в руке.
Оба застыли на месте – их тоже смутил вид горящего светильника. Напряженные, встревоженные, озирались они, как два волка. Каждое мгновение дом мог ожить, наполниться топотом ног, хлопаньем дверей, голосами разбуженных людей… Но никто не откликнулся на вторжение – и Зиберто диль Каракелли обернулся к подручному:
– Хватай девчонку, Массимо! Уходим!
– Не смейте! – Лита отпрыгнула в сторону. – Сеор Зиберто, я все равно не выйду за вашего племянника! Просто не смогу!
– Да? – издевательски отозвался Каракелли. – Это почему же, прелестная сеорета?
– Я… я уже замужем!
Лита диль Фьорро не знала, как эти слова сорвались с ее языка. Сказала – и сама опешила.
Опешил и сеор Зиберто, оглянулся на своего подручного, словно ища совета. Тот пожал плечами.
Наконец Каракелли сказал себе: «Девчонка врет». Злобно усмехнулся:
– В самом деле, сеорета? И за кого же?
Тут бы Лите смело брякнуть любое имя – боцмана Куртца, капитана Бенца… да хоть Манвела ду Венчуэрры! Пусть проверяет, идиот!
Но растерялась, примолкла, слова застряли в горле.
А Каракелли злорадно повторил:
– Так за кого же вы изволили выйти замуж, сеорета Лита?
И тут сверху грянуло:
– За меня!
Все трое вскинули глаза.
На галерее стоял средних лет мужчина в длинном, широком домашнем халате. За его спиной чернела распахнутая дверь.
– Она вышла замуж за меня, – повторил мужчина чуть насмешливо. – Что-то ты поздно вернулась домой, дорогая. Ну, ничего. Поднимайся наверх.
– Стоять! – прохрипел Каракелли, обращаясь к Лите. – Это… это ложь, да?
Особняк безмолвствовал. Не отозвались на голос слуги, не зажигались огни.
«Неужели этот человек – один во всем доме?» – с ужасом подумала Лита.
