– Спасибо, – облегченно выдохнула я. – Часть из них создаст внутренний контур, а внешний при возвращении может «стряхивать» с себя все лишнее и наносное до полного восстановления стерильности.
Я продемонстрировала, каким образом: приказала нанатам приподнять меня над полом, отделила верхний слой и рассеяла их, затем снова собрала и влила в общую оболочку. Дальше меня поставили на ноги, и, надев сережку, я отправила нанатон себе за спину.
Кшеола обвел послушную тень взглядом, прищурился и спросил:
– И на сколько человек его хватит?
– В каком смысле? – не поняла я в первый момент.
– Образцы вируса и бактерии можно взять только на Т-234, а там бунт. Значит, с учеными отправят группу сопровождения. И отсюда вытекает жизненно важный вопрос: на какое количество костюмов хватит этой так называемой защитной оболочки?
Весь мой энтузиазм и тайное довольство собой завяли на корню. Я судорожно облизала губы:
– На пятерых… если очень тонким слоем.
Мужчины посмотрели на меня с большим скепсисом.
– Зато х’шет Хеш’ар оценит нашу рачительность в отношении состава группы смертников, – насмешливо прокомментировал Башаров. – Чем меньше, тем лучше.
– Илья, ты невыносим! – зашипела я. – Есть еще идеи?
– А если их количество увеличить? – спросил с надеждой Шитцини. – Это же возможно?
Предложение правильное и закономерное, но я наверняка даже не покраснела, а стала малиновой от стыда и смущения.
– Это была моя курсовая работа, – приходилось подбирать слова, чтобы рассказать о собственной глупости, – я торопилась, все нюансы не учла, как и последствия. Использовала свою ДНК и замкнула весь симбионт на себя…
– Дарья Сергеевна, оставим реверансы и околичности на потом. Говорите конкретнее, – с веселым предвкушением неожиданно поторопил Зельдман.
– В общем, такой же искусственно синтезировать нельзя, вы создадите совершенно новый нанатон, но не увеличите количество нанатов, аналогичных этим. Я же поясняла: одна связь, одно биополе, один нанатон. И уж точно без наличия в нем моей ДНК – мне и этой тени хватает.
– В наших условиях и обстоятельствах это возможно?
– Нет, необходимы черви с Граппы. Из-за их особенности нужно выращивать нанаты – нельзя создать сразу… «взрослых».
– Сколько времени? – уточнил Башаров.
– Для использования всех функций, установления биосвязей… месяц.
– Профессор, – Зельдман подался ко мне всем телом, сидя в кресле, – вы обмолвились, что именно этот искусственно воспроизвести нельзя. А как можно?
Да-а-а… с моей-то кожей, даже если мозги работают, проницательных профессоров за нос водить – что студенту-первокурснику на экзамене выкручиваться. Пожилого ученого не заговоришь. У него иммунитет. Одно слово – и он выстроит цепочку умозаключений. Я скрипнула зубами, стыдясь своей ошибки, и хрипло выдавила:
– Они настроены на меня. Именно мой нанатон… он… размножится, если и я…
– Что «и вы»? – Все четверо мужчин смотрели на меня с откровенным весельем. Гады!
– Если снять глушилку и тоже… и заняться… этим… ну, размножением, – опять скрипнула я зубами в конце, пылая лицом, шеей и ушами и, кажется, сгорая от стыда целиком.
Я вздрогнула, подняв взгляд на Башарова, который в своей манере хлопнул ладонями по бедрам, заявив:
– Я ученый, я врач и, наконец, я патриот нашей Галактики!
– Это вы к чему? – Кшеола.
– Ой, только не вы… – Шитцини.
– Ну-ну. – Уже Зельдман.
– Дарья Сергеевна, не примите на свой счет, я не назойливый, я патриотичный. И предлагаю свою кандидатуру вам… в качестве размножителя нанатона.
– Илья… вы…
– Я ж не дуриком, а науки ради, – потешался надо мной «патриот» космического масштаба, широко разведя руки в стороны.
– Еще идеи есть? Желательно разумные? – пытаясь вернуть себе деловой тон, спросил Зельдман, но ситуация его тоже забавляла.
– Профессор Кобург, вы рассказывали о вашем новом проекте – нанитах. Их можно привлечь к работе? – вмешался в научно-патриотический балаган серьезный цитранец.
Я послала ему эмоциональную волну благодарности. Хотя мой ответ не был радостным:
– В тех условиях и обстоятельствах необходим тотальный контроль над ситуацией, и главное – над защитой. Нанатон – часть меня, проверенная годами совместной работы. Блокиратор – тоже. А наниты – проект. Я только-только заверила заявку на патент. Но сам проект еще в стадии разработки и совершенствования управления. Бывает, сбой дает. Я не дам и десяти процентов гарантии, что он не распадется на отдельные элементы в самый неподходящий момент.
– И все-таки сколько времени вам потребовалось бы на доработку? – настаивал Шитцини.
– Не знаю, – тихо ответила я. – Может, месяц, а может, больше…
