показывает, что руку нужно промыть, и они направляются назад к основной кухне, где Прия включает кран и через пару секунд прислоняется к стене.
— Осторожно, — говорит Макс, к которому наконец вернулась обходительность. — От кирпича остаются пятна. — Он держит руку под напором воды, глядя на поток, смывающий кровь. — Как дела?
Она отмахивается:
— Как всегда.
— И у меня.
— Вот только у тебя не так, дорогой, — добродушно говорит тетя, — не как всегда.
— Да — наверное, ты права.
Она дает ему знак присесть, поэтому Макс устраивается на стремянке, а Прия садится на единственный раскладной стул.
— Я хотела объяснить, что имела в виду, когда мы виделись в последний раз, до того как ты вернулся.
— Да? — говорит Макс, отвлекшись на кровоточащую руку.
— Ты тогда пришел рассказать своим родителям о том, что хочешь попросить об отмене правила, и я показала тебе несколько фотографий через жалюзи. Помнишь?
— Да. — Макс пытается не вспоминать о Кэрис, стоявшей рядом с ним, об ощущении ее дыхания на своей руке, прикосновении холодных рук, когда она закрыла ими его глаза.
— Фотографии были сделаны тридцать лет назад. На этих снимках я с Франческо, моей первой любовью, — тетя улыбается, — и, так же как и ты, мы решили, что хотим быть вместе надолго.
Макс удивлен, но не перебивает.
— Я познакомилась с ним, когда мы с твоим отцом помогали твоему деду открывать рестораны в каждом из Воевод. Система общественного питания была дрянной в то время, и у нашего отца возникла идея централизовать рестораны и доставку на дом, чтобы жители могли есть вместе, это сделало бы прием пищи более социальным для людей, которые приехали на свою новую Ротацию. Франческо доставлял свежие продукты. Он был своего рода фермером и привозил фрукты и овощи по утрам, с шести до восьми. Я выбегала, чтобы встретить его гибрид, — нежно говорит она, — я всегда старалась попасть туда первой. Спустя какое-то время он начал возвращаться по вечерам, после того как заканчивал работу, и мы гуляли вместе. — Она внимательно смотрит на Макса, у которого слегка ироничный вид. — Мы были намного более целомудренными, чем представители вашего поколения случайных связей, — говорит она. — Я знаю, знаю, это не о тебе и не сейчас. Мы гуляли, держась за руки, и начали строить планы. Мне нужно было открывать ресторан в Воеводе 10. Франческо решил последовать за мной. Нам хотелось быть вместе, и мы не желали тянуть до того времени, когда, в соответствии с рекомендациями, у нас появится официальная возможность переезжать парой. Мы не хотели ждать старости.
Макс подвигается ближе, увлеченный рассказом.
— Что произошло?
— А как ты думаешь? — осторожно спрашивает Прия. — Мне было двадцать. Отец и брат негодовали. Моя мать, уважаемый ученый-генетик, была так разочарована. Они хотели, чтобы я соблюдала Правило пар. Мы ругались и спорили… Ничего не напоминает?
— Так значит, когда я приехал с Кэрис, это было похоже на повторение истории.
— Да, но мы так и не осмелились попробовать изменить правило. Это было очень храбро.
— Или глупо.
— Храбро. Однако есть еще кое-что, о чем ты должен знать, то, что неправильно понимают представители твоего поколения. — Она встает с шаткого стула, подходит к нему и хочет взять его за руку. — Ты должен знать, что не существует секретной полиции, которая врывалась бы к тем, у кого «незаконные» отношения. За нарушение этого правила на тебя не донесли бы и тебя не изолировали бы от общества. Вся правда о Европии в том, что тут практически невозможно жить, если ты не можешь следовать принципам утопии. Понимаешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Франческо не выдержал. Он не мог вынести того, что его заставляли жить определенным образом против его желания, поэтому он покинул Воеводство. Никто не заставлял его уезжать — он сделал это по собственной воле.
Макс потирает виски.
— Ему не нужно было уезжать, потому что он нарушил правило вместе с тобой?
Прия пожимает плечами:
— Как я уже сказала, нет секретной полиции, нет отлучения от общества. Они не накажут тебя. Люди, которые не могут жить по утопическим принципам, как правило, осознают, что для них это на самом деле не утопия. Они те, кто уезжает в поисках чего-то другого.
Стремянка под Максом дрожит.
— Я думал, правила были прописными истинами.
— Твои родители хотят, чтобы они были таковыми. Мы живем так, словно эти предписания и являются таковыми. Но быть индивидуальностью также означает знать, что правильно для тебя самого.
— Это то, что я пытался им объяснить, — говорит он.
